Патриция Хорст - Время выбирать

— Прости меня за то, что вытащила тебя в столь неподходящее время.

— Да ничего. Что-то с Маргарет?

— Похоже на то. Хотя она и не признается, но мне кажется, что ей очень больно. Боюсь, это моя вина.

Легкая скорбь тенью промелькнула на его лице.

— Признавайся, что ты с ней сделала сегодня?

— Вытащила из постели и посадила в инвалидное кресло.

— Сама? Да ты спятила!

— Я тоже так думаю, — печально вздохнула Джудит и опустила глаза.

Ей было стыдно за свой опрометчивый поступок.

— Ты ее роняла на пол?

— Ну не совсем…

— О Господи! — Роберт побежал по лестнице наверх. Затем, почувствовав, что сзади вертится Джудит, не зная, куда девать себя: то ли следовать за ним, то ли нет, — повернулся к ней. — Поставь пока кофе, — приказал он. — Мы поговорим после того, как я осмотрю ее. Да не будь такой мрачной! Маргарет пережила и худшие времена.

Он примерно с полчаса был в комнате больной. И когда наконец спустился в кухню, Джудит едва нашла в себе силы, чтобы задать простой вопрос.

— Ну как, очень паршиво?

— Не сказал бы. Более того, ничего лучше, чем хороший сон, ей сейчас не поможет.

Он сел за стол, и Джудит налила кофе.

— Я ввел ей обезболивающее. Не волнуйся, она в более хорошем состоянии, чем можно было предположить. Думаю, что твое присутствие действует на Маргарет благотворнее любых лекарств.

— Слава Богу! Я так боялась…

— Тебе следовало поволноваться, — нравоучительно произнес Роберт, запивая медовый пряник. — Если бы она ударилась ребрами, последствия были бы непредсказуемы. Я, кажется, уже говорил, что тебе следует подождать неделю-другую, прежде чем вытаскивать Маргарет из постели. И уж, во всяком случае, только после того, как я это позволю.

— Я не думала, что инвалидное кресло может ей навредить.

— Если бы ты послушала Жюли, вместо того чтобы грубить ей…

— Да что ты об этом знаешь?

— Лишь только то, что рассказала мне Маргарет. Ты должна понимать, что наутро о твоей нелепой шутке будет говорить вся улица, и уж поверь, твое имя обильно польют грязью.

— Мне наплевать.

— А мне — нет.

Роберт был слишком большой для этой крохотной кухни. Джудит пыталась, насколько могла, держать дистанцию между ними, но тщетно. Его усталые глаза, низкий тон голоса, которым он произнес последние слова, дали ей почувствовать скрытую опасность частых визитов Роберта в этот дом.

— Почему?

Он протянул руку и дотронулся до ее шеи. Затем провел большим пальцем от щеки до подбородка и вниз, к груди. Молодая женщина почувствовала дрожь возбуждения.

— Потому что я твой друг, веришь ты этому или нет. И сейчас ты очень нуждаешься во мне.

Сейчас! Она нуждалась в нем все эти годы. Из-за любви к нему даже не могла завести роман ни с одним другим мужчиной. Он был виной ее бессонных ночей, ее тайных слез. Но Джудит скорее умрет, чем скажет ему это.

— Нет, спасибо, не нуждаюсь, — бросила она небрежно. — Сколько я тебе должна?

— Нисколько, — произнес он мягко. — Ты не можешь тащить эту ношу одна. Нам всем иногда требуется поддержка.

— За исключением тебя. Тебе-то никто не был нужен.

— Это неправда. — Он тяжело вздохнул. — Подобными ночами мне ужасно хочется иметь уютный дом, в котором трещит камин, а за большим круглым столом меня ждут жена и дети.

Джудит увидела то, что не мог скрыть тусклый свет: боль одиночества в его голубых глазах. Прошлые грехи и нынешние заслуги были не в счет. Роберт был не дьявол и не бог, а обыкновенный человек, который, так же как и все, чувствует боль и радость, любовь и ненависть.

И вдруг камень в сердце треснул и рассыпался в пыль. Не думая о последствиях, Джудит наклонилась к Роберту.

— Я не могу предложить тебе ничего из того, о чем ты мечтаешь. Но готова сколько угодно слушать тебя. Скажи мне, что случилось в эту ночь, ведь я вижу, тебя что-то терзает.

Он подвинулся ближе к ней, так что его нога касалась ее коленей. И хотя в этом не было никакого сексуального намека, это движение показалось Джудит чересчур интимным.

— Тем далеким летом мы встретились, — начал вспоминать Роберт. Его задумчивый взгляд скользил мимо Джудит куда-то вдаль, словно перед ним открылась дорога в прошлое, которое ему почему-то не очень приятно было ворошить. — Знаешь, бывают в жизни моменты, которые вспоминаешь без всякой гордости. По правде говоря, я предпочел бы, чтобы их вообще не было. Или вообще о них не помнить. Как, например, тот случай с тобой…

— Впрочем, как и с другими. — Джудит не могла упустить возможности съязвить. — Если принять во внимание тот факт, сколько у тебя было любовниц, я должна быть польщена тем, что ты меня еще помнишь. Но жду твоего объяснения, что же случилось той ночью?

— Не спеши, Джудит. — Он положил свою ладонь на ее кисть и слегка сжал пальцы. Хотя Роберт и присутствовал здесь, в этой маленькой кухне, его мысли находились в далеком прошлом и за много миль отсюда. — Итак, тем злополучным сентябрем мы с приятелями отдыхали в Европе. В Париже решили взять напрокат машину и поколесить по дорогам Франции. Неделей позже недалеко от Нанта наша машина сбила велосипедистов. Маленькая девочка восемнадцати месяцев от роду была пристегнута к заднему сиденью. Она умерла на месте.

— Ты вел машину?

— Нет. Но я тоже вполне мог вести ее.

— И после того несчастного случая ты решил стать врачом? Тебе не кажется, Роберт, что ты рассказал весьма избитую историю. — Ее голос был холоден и язвителен, но не от черствости сердца. Просто ей необходимо было любыми путями противостоять собственным симпатиям к Роберту, которые с каждой минутой становились все сильнее и сильнее.

Джудит на секунду закрыла глаза и увидела Томаса таким, каким помнила его в полуторагодовалом возрасте. Она никогда не забудет, как это милое пухленькое создание бежало в ее распростертые материнские объятия. И вновь прокрутила в голове все те смешные трогательные словечки, которыми Томми веселил ее, когда еще только учился говорить. Господи, как же пуста и бессмысленна была бы жизнь без него. Смогла бы она пережить потерю сына?

— Нет, ты неправильно поняла. Я не бросился в первый же попавшийся медицинский колледж, если ты это имеешь в виду. Но семя было брошено. — Он с грустью посмотрел на нее. Его синие как океанская бездна глаза сейчас были похожи на раздавленную незабудку. — Глядя, как над погибшей девочкой рыдает мать, а отец не в силах ее утешить, я повзрослел, стал совершенно другим. Мне стала противна моя беспечная жизнь. Я изменился, причем навсегда.

Джудит стало ужасно жаль и ту несчастную мать, и сидящего перед ней Роберта. Ей захотелось прижать его голову к своей груди, поцеловать его волосы, прогнать прочь застарелую боль.