Кэтрин Манн - Будь со мной

Знакомый серебристый плед вернул Тони к реальности. Он узнал бы этот плед где и когда угодно. Мать связала для него плед незадолго до гибели. И Тони закутывался в него, как в броню, во время их кошмарного бегства с Сан-Ринальдо.

Тони подался назад, прочь от воспоминаний, прочь от женщины, которая разглядела слишком много своими умными серо-голубыми глазами.

— Ты права, Шеннон. Мы оба слишком утомлены, чтобы принимать какие-либо решения. Спокойной ночи.

И он ушел.

Потрясенная Шеннон стояла посреди комнаты и спрашивала себя, что же произошло.

Она была готова броситься в объятия Тони, и тут же они заговорили о браке. Как будто ее до сих пор не мучили мысли о том, как ужасно все обернулось с Ноланом.

Но Тони, поставив вопрос о женитьбе, вдруг замкнулся. Ну, по крайней мере, он не дал им совершить ошибку. Ведь это было бы ошибкой, правда?

Шеннон посмотрела на большую двуспальную кровать и тут же поняла, что совершенно не хочет спать. Тони слишком сильно действовал на нее, впрочем, вся эта роскошь — тоже. Она стала изучать картину Пикассо, висевшую на стене. Молодая женщина насчитала уже три картины только этого мастера.

Смеясь в душе над абсурдностью происходящего, Шеннон потрогала лежавший на кровати шерстяной плед. Удивительно мягкий, но поношенный. Она сняла его с кровати и встряхнула.

Плед не очень большой. Недостаточно широкий даже для односпальной кровати. Шеннон закуталась в него и опять вышла на балкон. Она опустилась в шезлонг и подставила прохладному морскому ветру лицо, еще горящее от прикосновений Тони.

Почему Тони действует на нее так, как никогда не действовал Нолан? Она отвечала на ласки мужа, ей нравилась жизнь с ним… до предательства.

Но Тони… Шеннон плотнее завернулась в плед. Она даже не намекала на брак. Ее бросало в дрожь при одной мысли о том, что придется с кем-либо связать свою жизнь.

Так каков же вывод? Может, стоит серьезно подумать, не сделать ли именно то, в чем ее обвиняет пресса — стать наложницей царственной особы?

Тони слушал… тишину.

Шеннон наконец отправилась в кровать. Отлично. Еще немного, и он не выдержал бы. Вернулся бы к ней и начал бы с того, на чем они остановились, когда он увидел проклятый плед.

Это место лишает его разума. До такой степени, что он заговорил о браке. Чем скорее он решит проблему, тем скорее сможет вернуться с Шеннон в Галвестон, в привычную обстановку. Там у него будет больше шансов поладить с ней. А пока самое разумное — держаться в стороне от ее постели.

Тони ушел — подальше от нее и от воспоминаний. Ему необходимо сосредоточиться перед встречей с отцом. На сей раз они будут говорить друг с другом наедине.

Идя по коридору, он едва обращал внимание на знакомую обстановку и на охранников. Удивительно, как быстро он освоился здесь после столь долгого отсутствия. И еще удивительнее, что его отец ничуть не изменился.

День был тяжелым и утомительным, но еще не закончился. Энрике в течение последнего часа был занят с медсестрой, но теперь мог принять сына.

Тони повернул за угол и кивнул стражнику, стоявшему у двери в личные апартаменты Энрике.

Старый король сидел в инвалидном кресле. На нем был просторный синий халат. На лице лежала печать многолетних тревог и забот.

— Садись, — распорядился отец и указал на свое любимое старое кресло.

Однако Тони не торопился исполнить приказание. Энрике тяжело вздохнул и что-то прошептал по-испански.

— Садись же, — продолжал он на родном языке. — Нам надо поговорить, сын мой.

Тони не мог не признать, что его взволновало состояние здоровья отца. Болезнь старика, возможно, не заставила бы его вернуться домой, но теперь он не мог не заметить бледность и худобу Энрике.

— Насколько серьезно ты болен? — спросил Тони по-испански. С тех пор как они покинули Сан-Ринальдо, он говорил на двух языках. — И пожалуйста, не старайся подсластить пилюлю. Я имею право знать правду.

— Ты узнал бы ее раньше, если бы вернулся, когда я тебя просил об этом.

Отец никогда в жизни никого ни о чем не просил. Упрямый старик скорее умер бы в одиночестве. С другой стороны, Антонио упорно игнорировал призывы вернуться на остров.

— Теперь я здесь.

— Ты и твои братья нажили неприятности на наши головы.

Вечное «как я и предупреждал», естественно, подразумевалось.

— Есть у тебя какие-нибудь идеи о том, как информация могла просочиться? — спросил Энрике. — Как эта репортерша опознала Дуарте?

— Пока непонятно, но мои люди продолжают заниматься этим делом.

— Я не сомневался, что рано или поздно нас выдашь ты, — сухо бросил отец. — Ты всегда был самым безрассудным. Однако ты повел себя решительно и мудро. Позаботился о тех, кто тебе дорог. Молодец.

— Я больше не нуждаюсь в твоем одобрении, но благодарен за помощь.

— Честно сказано. Не сомневаюсь, что ты не принял бы мою помощь, если бы речь не шла о Шеннон Кроуфорд. Мне хочется, чтобы хотя бы один из моих сыновей женился прежде, чем я умру.

Тони вздрогнул:

— Тебе так плохо?

Воцарилось молчание. Отец дышал все тяжелее.

— Может быть, позвать медсестру?

Или секретаршу? Тони не понимал, что делает здесь Элис Рейес де ла Кортес. Она явно отличалась от уроженцев Сан-Ринальдо, которых Энрике обычно брал к себе на службу.

— Возможно, я стар и болен, но я не нуждаюсь в том, чтобы меня укладывали в постель как младенца, — заявил старик, гордо подняв подбородок.

— Я приехал не для того, чтобы ссориться с тобой.

— Конечно нет. Ты приехал, потому что тебе понадобилась моя помощь.

Тони был уверен, что отец не даст ему это забыть. Они и раньше плохо ладили. Похоже, тут ничего не изменилось. Он встал:

— Если это все, я пойду.

— Подожди. — Энрике потер пальцем золотые карманные часы. — Моя помощь не дается даром.

— Ты шутишь?

— Ни в коей мере.

Ему бы следовало догадаться.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты пробыл здесь месяц, пока принимаются меры, которые должны гарантировать нам безопасность.

— И только?

Тони сказал это весело, но на самом деле ощутил приступ клаустрофобии.

— Тебя удивляет, что я хочу понять, каким человеком ты стал?

Если учесть, что Энрике ждал предательства именно от Тони, его мнение о младшем сыне едва ли было высоким.

— А если я не соглашусь? Что ты сделаешь? Бросишь Шеннон и ее сына на съедение львам? — взорвался Тони.

— Ее сын может остаться. Я никогда не подвергну опасности ребенка. Но матери придется уехать.

Тони изучал отца, стараясь найти хоть какой-нибудь признак того, что тот блефует, но лицо старика было непроницаемо.

— Она ни за что не уедет без своего сына.

— Это меня не касается, — заявил старый король. — Неужели тебе так трудно прожить на острове месяц?