Джанет Битон - Стрела Купидона

Она опустилась на скамейку и смотрела через долину на череду холмов. Это было мирное место, этот удаленный уголок Крита, который нашла Алтея и о котором написала «дом». Готова ли была леди Чартерис Браун примириться с тем, что Алтея решила остаться здесь? С тем, что она имела право принять такое решение? Будет ли она спорить, пытаться убедить девушку подумать еще раз, взывать к здравому смыслу, как она понимала его, и вернуться в Англию?

Эмма медленно шла назад к дому. Может быть она недостаточно долго гуляла? В саду она задержалась, чтобы прикоснуться к лилиям и вдохнуть их аромат Входная дверь открылась и вышла Алтея.

— Я видела, как ты шла назад, проявляя большую осторожность и такт, — сказала она с легкой улыбкой. У Алтеи было лицо человека, не одобряющего причуды. — Я устроила бабушку отдохнуть в моей комнате. Она вдруг ужасно устала. Она рассказала мне о твоей розыскной работе. Как она услышала обо мне только сегодня утром, как ты нашла меня здесь, в Сфинари.

Алтея повела ее внутрь через холл в помещение, похожее на оранжерею, которое было за домом. Густые листья молодого винограда отбрасывали гостеприимную тень на плетеные кресла, стоявшие под ним. — Пожалуйста, садись. Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Ouzo?

Алтея вернулась со стаканами. Эмма заметила, что она немного прихрамывает.

— Я только что заглянула к ней. Она спит. Я не знаю, что она рассказала тебе, — продолжала она, опускаясь в кресло напротив Эммы, — но я до смешного рада ее видеть.

Эмма подняла свой стакан:

— Для меня большое облегчение слышать это. Я думала, если после всего того, что ты написала в открытке…

— Я полагаю, — сказала Алтея, — ты должна думать, что я очень плохо себя вела?

— Я так не думала. Ясно, у каждой из сторон существовала своя точка зрения.

— Она была очень добра ко мне, когда дело касалось чего-нибудь «стоящего». То есть в тех вещах, которые она считала таковыми. Но — я не жду, что смогу заставить тебя понять — я задыхалась от удушья рядом с ней. Я была доведена до отчаяния.

Эмма улыбнулась:

— Я попутешествовала вместе с ней некоторое время. Я думаю, я понимаю, о чем ты говоришь…

— Она всегда была ужасно догматичной, абсолютно убежденной, что то, во что верит она — всегда правильно! Я должна была носить то, что выбирала она, есть то, что она считала полезным для меня, читать те книги, которые она считала правильными, дружить с теми девушками, которых она одобряла. Я ненавидела приводить друзей домой, потому что она была до такого абсурда самовластной, что они начинали смеяться над ней. А тогда они начинали раздражать меня! Я не знаю, когда впервые я стала строить планы сбежать, как только стану совершеннолетней. Это началось как фантазия, нечто вроде игры, в которую играют дети, чтобы пережить что-то плохое. Сейчас легко, оглядываясь назад, улыбаться, но она могла быть жестокой. Возможно, она просто не понимала этого. Она обожала моего отца, но абсолютно не воспринимала мою мать. Я не помню ни одного из них достаточно хорошо. В конце концов, мне было всего десять лет, когда они умерли. Я хранила слабые воспоминания о матери, память о том, что с ней было очень тепло и весело. Я полагаю, я придумала ее в своем воображении. В любом случае, высшим выражением бабушкиного недовольства, когда я действительно расстраивала ее, было сказать «совсем как твоя мать», — Алтея очень тонко изобразила леди Чартерис Браун. — Не очень-то приятно, ты согласна? Что по-настоящему подтолкнуло меня превратить фантазию в реальность — был вопрос о том, что я собираюсь делать, когда закончу школу. Она распрекрасным образом определила меня в бизнес-колледж! Я тебя умоляю! Меня! Я с трудом складываю два плюс два! Я хотела стать художником, великой артисткой! Даже при столь странных представлениях о жизни как у нее, если говорить честно, ребенку надо помочь самому увидеть свои слабые и сильные стороны, а не загонять его в угол и напяливать смирительную рубашку. Еще ouzol

— Спасибо, нет, — сказала Эмма. — Крепкая штука!

— Сбежать очень легко, когда получаешь кучу денег в банке. Мой адвокат делал все, что мог, чтобы разубедить меня. Но, как я уже говорила, я стала совершеннолетней и дала ему инструкцию не раскрывать моего местопребывания никому. Сначала я поехала в Париж. Когда-то я проучилась два семестра в школе и говорила по-французски достаточно хорошо, поэтому больших сложностей у меня не было. Я ходила в картинные галереи и музеи по велению души. В Италии оказалось не все так просто. Слишком часто мне зазывно свистели вслед, а то и похуже. До тех пор, пока я не придумала уловку — носить прямое серое платье и завязать платок на голове так, что эти приставалы стали думать, что я очень религиозна и относиться ко мне с уважением! В Риме я познакомилась с двумя девушками и мы вместе снимали квартиру. Они были художницами. Серьезными профессионалами. И когда я увидела то, что делают они… Да, я осознавала и раньше, что мой талант невелик. Что я умела делать, и что любила делать, так это ходить по магазинам, приглядывать за квартирой и готовить. Я была очень счастлива в Риме. Они были, возможно, моими первыми настоящими друзьями в моей жизни. Когда они переехали в Афины, я перебралась вместе с ними. Но через некоторое время их учеба закончилась и они должны были возвращаться домой. Я любила Грецию и с удовольствием бродила повсюду. Но я была одинока и понимала, что попусту трачу свою жизнь. Я решила устроить последний загул перед тем, как вернуться домой. Да, вернуться домой — назад в Лондон, к бабушке, но не в бизнес-колледж. Я поставили крест на этом. К тому моменту я уже выяснила для себя, чем хотела бы заниматься — готовить и ухаживать за людьми, может быть, за детьми, которые потеряли родителей и нуждаются в любви. Для своей последней поездки я выбрала Крит. В конце концов, отсюда начиналась европейская цивилизация.

Я объездила весь остров. Потом в ноябре я приехала в Аджио Стефанос. Бабушка сказала мне, что ты нашла мою комнату. Правда она чудесная? Мне там очень нравилось. Я написала длинное письмо бабушке, говорила ей, что скоро возвращаюсь, пыталась все объяснить, но я так никогда его и не отправила. Оно у меня до сих пор. Может быть, если она опять начнет становиться любительницей споров, я покажу ей его! Однажды я вышла из дому — был великолепный день для прогулки по холмам. Я обожаю бродить по этим тихим склонам. И я сломала ногу.

Эмма перевела взгляд на левую лодыжку Алтеи, которая была не такой тонкой как вторая.

— Никогда не следует гулять по отдаленным холмам в одиночестве, — сказала Алтея. — Я чуть не умерла. Ночью в ноябре в критских горах становится очень холодно. А со сломанной лодыжкой очень нелегко идти.