Вера Копейко - Найду и удержу

Им дали большую удобную квартиру в этом доме во дворе института, который стал завидным местом в их городке. Так и было до недавнего времени, когда вдруг все переменилось, институт остался без денег и сдавал свои этажи разным фирмам. Все радовались прозорливости директора, который сумел возвести новое здание до перемен. В него переехали сотрудники, а старое здание сдали в аренду, которая позволяла продолжать работу.

Варя представляла собой третье поколение биологов в их дворе, но это уже было иное по своей сути поколение. Не сравнить с тем, которое представлял ее дедушка, и даже с тем, к которому принадлежала ее мать. Варя в общем-то стала биологом по принуждению — семейная традиция и сложившаяся ситуация.

— Закончишь сельхозинститут, — сказала ей мать после окончания школы, — а потом, если захочешь и если заработаешь денег, переучишься.

Но Варя сама толком не знала, кем бы хотела быть на самом деле.

В дверь позвонили. «Дедушка не взял ключ?» — спросила себя Варя. А сердце ответило — за дверью стоит он…

Варя открыла.

— Родиона Степановича я могу видеть? — спросил молодой человек. Он был высокий, поджарый, в бейсболке защитного цвета. Над козырьком что-то написано по-английски. Варя уставилась на надпись, пытаясь прочитать. Потом спохватилась и перевела взгляд на лицо незнакомца.

— Нет, — ответила она, пятясь из прихожей в гостиную.

— Могу ли я войти? — спросил он.

— Вы уже вошли, — ответила Варя и удивилась собственному дерзкому тону. Никогда и ни с кем она до сих пор так не говорила. Она словно пыталась защититься от какого-то неизвестного до сих пор чувства. Оно настораживало ее, точно так же, как настораживают сумерки даже в хорошо знакомом лесу.

— Меня зовут Юрий Выйк. Я эстонский аспирант Родиона Степановича.

— Ага, — сказала она. — Дедушка пошел в библиотеку. — Она кивнула на окно. — Он сейчас вернется.

Юрий снял бейсболку, русые волосы упали на лоб, они были такие густые, что, подумала Варя, если запустить в них расческу, то она стояла бы и не падала.

Он был в черных джинсах и черной футболке, темная одежда подчеркивала свежесть загорелого лица.

— Вы уже были на полевых работах? — спросила Варя.

— Работах? — Он свел ровные светлые брови и пристально посмотрел на нее серыми глазами. Губы слегка раздвинулись, Варя увидела безупречной, рекламной белизны зубы. Они удивительно ровные, разве что те, которые называются клыки, немного длинноваты. От этого его улыбка могла показаться жесткой. Но полнота губ, которые уже сомкнулись, скрадывала мгновенное впечатление. Светлая щетина почти не заметна на лице. Он мог бы рекламировать какую-нибудь модную бритву в телевизоре, подумала Варя.

— В поле, — уточнила она. — Именно так дедушка называет свои экспедиции в лес. — Варя произнесла слово, которое понятно всем, кто по работе имеет дело с природой и ее обитателями.

— А-а, понял, — улыбнулся он. — Да, был.

— Вы так загорели, — снова сказала она и почувствовала, как щеки запылали. Да что с ней? Почему она обсуждает или, точнее, оценивает внешность незнакомого мужчины? Он не ровесник ей, это видно, тем более что он аспирант. Она хотела бы вернуть свои неуместные замечания обратно, но не знала как.

Но Юрий, сам того не предполагая, пришел Варе на помощь.

— Вы говорите очень… быстро, — заметил он. — Я медленно думаю. — Он покрутил головой, опустив глаза. Потом снова поднял их, а она вспыхнула. — Один мой дед был финном, наполовину. Дома смеются, что он… перешел в меня. Ха-ха! Понимаете? Как вас зовут? — Он поморщился. — Вот видите, я на самом деле все равно что финн. Я должен был спросить вас раньше.

— Меня зовут Варя. Варвара.

— Очень приятно, — сказал он и огляделся. — Я могу сесть?

— Конечно, садитесь. Родион Степанович сейчас вернется, — повторила она.

— Не надо тревожиться. — Юрий поднял руку.

— Будете пить чай или кофе? — спросила Варя, испытывая огромное желание хотя бы на минуту выйти из гостиной, где воздух казался ей странно плотным от присутствия незнакомого мужчины. Казалось, этот воздух можно резать на куски и складывать штабелями, как кирпичи.

— Кофе, — сказал он. — Черный и крепкий.

— Сейчас.

Варя выскользнула в кухню и схватила турку. Движения получались порывистыми, она чертыхнулась, когда целую ложку молотого кофе просыпала на стол. Она взяла нож и собрала порошок на лезвие, стараясь не потерять ни единой темно-коричневой пылинки, потом высыпала в мусорное ведро.

Когда она вернулась с чашкой кофе на подносе, рука ее не дрожала.

— Дрозд-белобровик. — Юрий указал на фотографию на стене. — Родион Степанович снимал? Он мастер. Песни этой птицы похожи на свист, но их можно записать нотами. Они выводят настоящие музыкальные фразы.

— Правда? — спросила Варя, но больше для того, чтобы поддержать разговор. Ей вообще-то было не важно, что за песня у этого дрозда. Но, задавая вопрос, можно было снова посмотреть на Юрия. Она разглядывала его так, словно ей дали задание не упустить ни единой морщинки на его лице. Она уже успела сосчитать, что от правого глаза их идет четыре, а от левого — три. Значит, у него правый глаз видит хуже, он чаще его щурит.

— Птицы очень редко высвистывают что-то безупречное с музыкальной точки зрения, — продолжал он. Варин видимый интерес его вдохновил. — Обычно в птичьих песнях преобладают глиссандо.

— Глиссандо? — переспросила она. — Я не училась музыке.

— Так называется скользящий переход от звука к звуку, — пояснил Юрий. — Если у вас в руке струнный инструмент, то вы можете проскользить пальцами по струне или по нескольким сразу. А если перед вами фортепиано, то вы скользнете несколькими пальцами по клавишам. Получится глиссандо.

— Поняла. А… трели? — наобум спросила Варя и взбодрила Юрия еще сильнее.

— О, птицы издают дребезжащие трели. Их трудно использовать в композициях. Многие издают хриплые посвисты, дифтонги. Но они важны для тех, кто знает, что с ними делать.

— Вы занимаетесь музыкальной орнитологией? — спросила Варя.

Неожиданно для себя она вспомнила то, чего, кажется, никогда не знала. Словно в пространстве комнаты или всей квартиры летали невидимые глазу словосочетания, которые много раз повторял дедушка. По телефону, в разговорах с коллегами, студентами, которые часто приходили к ним в дом.

— Да, — согласился Юрий, ничуть не удивившись осведомленности Вари. Как все мужчины, он не сомневался ни единой секунды: интересное ему столь же интересно той, которая сейчас на расстоянии вытянутой руки. — Она давно и успешно развивается в Венгрии, ее отец — доктор Петер Секе. Родион Степанович — его последователь, я знаю, — поспешил добавить он. — Я читал его работы, потому и приехал в аспирантуру сюда. К нему. Мне нравится его метод.