Кэти Уэбб - Никому тебя не отдам

— Он обаятельный. Публика скорее всего проникнется к нему симпатией. Хороший выбор для создания нужного настроя.

— Мы не хотим вызвать у людей жалость, — торопливо возразила Кэтлин. — Майк в ней не нуждается. Просто нужно, чтобы о проблемах Майка и таких, как он, стало известно в обществе. Необходимо дать шанс Майку и его друзьям по несчастью, чтобы они могли выбрать свою дорогу в жизни.

Кэтлин с удивлением отметила, что повторяет те же слова, что говорил ей Блейз во время их первого посещения приюта.

— Симпатия, жалость… Какая, в сущности, разница? Все годится, лишь бы заставить публику раскошелиться.

— Нет, — раздался у нее за спиной голос Блейза, — мы говорим о независимости, цельности, осознании собственной значимости и позитивном взгляде на жизнь.

Собеседник Кэтлин поднял глаза на Блейза:

— А вы, должно быть, каскадер.

— А вы, должно быть…

— Мистер Хейнз, член муниципалитета, — торопливо представила своего знакомого Кэтлин, опасаясь какой-нибудь грубой выходки со стороны Блейза. — В его распоряжении имеется недвижимость, которая могла бы послужить нашим целям.

— Правда? — с иронией в голосе произнес Блейз. — Очень интересно.

Хейнз слегка покраснел:

— Собственно, пока я не могу предложить ничего определенного. Я дам вам знать, как только все прояснится. — Он смотрел на Кэтлин и обращался только к ней, делая вид, что не замечает Блейза. — Спасибо за предложение, Кейт. Я знаю, что ваш проект ждет успех.

— И мы в этом уверены, — не унимался Блейз.

— Могу я подбросить вас до отеля, мистер Блейз? — не выдержал Хейнз.

Блейз хищно усмехнулся:

— Спасибо, но в этом нет необходимости. Я остановился у Стива и Кэтлин.

Хейнз приподнял бровь:

— А, понимаю. В таком случае желаю вам приятно провести вечер, Кэтлин. Я вас покидаю.

Хейнз задержался в дверях и окинул Блейза оценивающим взглядом.

Когда Хейнз исчез, Кейт разгневанно набросилась на Блейза.

— Вы это нарочно сделали?

— Что именно?

— Создали у него превратное представление о наших отношениях.

— Нет, — с недоумением в голосе сказал Блейз. — А что, вышло, будто я на что-то намекал? Ей-богу, я этого не хотел. Да если он что и подумал, какая разница?

— Какая разница? — зашипела она. — Я живу в этом городе. Я общаюсь с этими людьми. — Не сдержавшись, она ткнула его в плечо кулаком. — Вам-то что? Вы сядете на свой мотоцикл и умчитесь, даже не оглянувшись. А мне здесь дальше жить!

Он взял ее руку и сильно, до боли, сжал.

— Значит, таким вы меня видите? Способным плюнуть на все и укатить?

Кэтлин безуспешно пыталась выдернуть руку.

— В общем, да.

Он медленно разжал ладонь.

— Возможно, вы правы.

Кэтлин подняла глаза, и их взгляды встретились. Где-то в глубине серебристо-голубых глаз таилось послание. Но Кэтлин не могла его прочитать. Она освободила руку, нагнулась и расстегнула ремешок босоножки.

— Ах! — с наслаждением выдохнула она, опуская ногу на ковер.

— Не хотелось бы вас огорчать, но вы укоротились на четыре дюйма, — сказал Блейз, поддерживая ее.

— Очень смешно, — ворчливо сказала Кэтлин. — Знаете ли вы, как это трудно — улыбаться, когда ноги болят от этих дурацких туфель?

— Вообще-то знаю. Я знаю, как тяжело улыбаться, когда все тело болит.

Кэтлин виновато опустила глаза:

— Забудьте мои слова.

Она продолжала держаться за его руку — стоять на одной ноге было не очень удобно. Тепло его пальцев проникало сквозь кожу, растекалось по кисти, но ладонь казалась прохладной, ее прикосновение — ласкающим и нежным. Кэтлин затаила дыхание. Тепло струилось из его руки, и эти струйки поползли вверх, по предплечью. С запозданием она обнаружила, что гости ушли. Они с Блейзом остались вдвоем в пустом доме.

Она не заметила, как легонько погладила его по предплечью. И тут же в ответ на ее почти неуловимую ласку мышцы под двойным слоем ткани — рубашки и пиджака — напряглись и затвердели. В комнате внезапно стало невыносимо душно.

— Я, должно быть, устала сильнее, чем мне казалось, — заметила Кэтлин. Она опустилась в стоявшее неподалеку глубокое кресло. — Жарко здесь, не правда ли?

Кэтлин обмахивалась рукой как веером.

— Да, жарковато. Наденьте нормальные туфли, и мы пойдем прогуляться.

— Хорошая мысль. Только нет сил сходить за теннисными тапочками.

— А где они?

— В моей спальне.

— Сейчас принесу.

Кэтлин запрокинула голову, коснувшись затылком спинки кресла. Набрав в легкие побольше воздуха, она подула вверх, поднимая влажные завитки с мокрого от пота лба. Глаза она держала закрытыми. Она изнемогала от жара. Жара, не имеющего отношения к температуре воздуха. Виновником ее жара был Блейз. Кэтлин осознавала это, но только не знала, как ей быть и что с собой делать. Кэтлин представила его входящим в ее спальню, открывающим ее шкаф… Ее словно подбросило в кресле. Потянувшись, она потерла виски и открыла глаза. О чем она думала, глупая, давая ему столь интимное поручение, позволяя ему пусть ненадолго войти в ее спальню, приоткрыть дверь в ее жизнь? Нет, это уж слишком. Кэтлин расслабленно откинулась на спинку кресла и вновь закрыла глаза. Это перебор. Никаких интимных услуг она от него не требовала. Он всего лишь взялся сходить за ее теннисными тапочками!

— Ваша обувь, мадам.

Блейз, как обычно, подошел неслышно. Толстый ковер заглушал звук шагов. С некоторым усилием Кэтлин заставила себя сесть прямо. Может, она успела задремать в кресле или просто очень уж расслабилась? Тело казалось ей невесомым, неспособным двигаться. Она смотрела, как Блейз опускается перед ней на колени, подставляет ладонь под ее затянутую в чулок ступню.

— Неудивительно, что вы зажарились, — сказал он, проводя ладонями по лодыжке и выше, к колену, и еще выше по внутренней стороне бедра. Его мозолистая ладонь казалась чудесно прохладной. Она и не думала протестовать — даже тогда, когда он, чуть приподняв платье, отстегнул шелковый чулок от пояса. Она чувствовала его пальцы на обнаженном бедре, потом прикосновение ногтя и приятную легкую дрожь, когда он начал скатывать чулок с ноги.

Потом он принялся массировать ее ногу, разминать каждый палец, и ступню, и пятку. Кэтлин благодарно вздохнула, когда, закончив массаж, он натянул ей на ногу теннисную тапочку, тщательно зашнуровал и опустил обутую ногу на ковер. Затем он принялся за другую ногу.

Взгляды их встретились, когда ладони его скользнули вверх по ее еще затянутой в шелк ноге. Он действовал уверенно, так, будто эта нога и все остальное уже принадлежали ему. Кожа ее казалась чересчур белой по сравнению с черными резинками пояса.

Пальцы ноги ее сжались, почувствовав напряженные мышцы его бедра. Должно быть, он уловил это непроизвольное движение, поскольку дыхание его чуть сбилось, стало хриплым.