Елена Булганова - Мамина дочка

— Ты куда-то уезжаешь?

Мама коротко кивнула:

— Да, Сима, вот послали меня в командировку. Меня не будет дня три или четыре. Я оставила борщ и жаркое. Готовить ты не желаешь, ну хоть питаться не забывай.

— Ну конечно. Мама, а у тебя все в порядке? — спросила я.

Мама как будто насторожилась, посмотрела на меня очень внимательно:

— Конечно, а почему ты спрашиваешь?

— Не знаю… Ты не болеешь?

— Еще чего придумала? — хмыкнула мама. — Ты же знаешь, меня даже сезонный грипп не берет. Ты иди ужинать, Сима, а мне надо еще немного поработать.

Когда на следующее утро я поднялась по звонку будильника, мама уже уехала. На кухонном столе она оставила мне подробную инструкцию, где что в холодильнике лежит и какой обработке должно подвергнуться перед употреблением. Первый день без мамы я прожила вполне сносно. А вот на следующий кое-что произошло.

В девять часов вечера в нашу дверь кто-то торопливо и нервно позвонил. Я открыла, в очередной раз забыв спросить, кто пришел. На пороге стоял мужчина — невысокий, щуплый, с густой веерообразной бородкой.

В полутьме подъезда он показался мне смутно знакомым, я даже постаралась ему улыбнуться.

— Здравствуй, Симочка, — ответно расплылся в улыбке мужчина. — Вот, значит, какая ты стала. Барышня. Невеста.

Я перестала улыбаться. Терпеть не могу этих разговоров в пользу бедных.

— А где мама, Симочка? — спросил мужчина и напряг шею, пытаясь заглянуть в комнату.

— В командировке, — ответила я.

— В командировке? — Лицо у мужчины вытянулось. — Очень интересно, кто ее туда послал?

Я пожала плечами:

— Начальство.

— Удивительно, — сказал мужчина и потыкал себя большим пальцем в грудь. — Так ведь это я — ее начальство.

Только тогда я узнала дядю Сашу. Последние пять лет я почему-то ни разу его не встречала. Это прежде, когда мы жили в нашем городишке, он почти каждый вечер привозил маму домой на машине. Иногда заходил к нам, пил на кухне чай, травил анекдоты и, на мой взгляд, всячески тянул время. Я догадывалась, что он влюблен в маму. Но вести правильно осаду начальник не умел, просто тупо просиживал у нас штаны, и я чувствовала, что маме его присутствие не то чтобы в тягость, но здорово утомляет. Уходил он за полночь, грустный и заторможенный, полный каких-то невысказанных фраз, наверное, куда более глубоких, чем его дурацкие анекдоты. От его прощального вздоха хотелось заплакать. Однажды я сердитым голосом спросила маму, созерцая оставшуюся за начальником груду окурков.

— Почему дядя Саша так глупо себя ведет? Просто слушать противно его шуточки!

— Потому что мы с тобой никак не помогаем ему вести себя умнее, — печально ответила мама.

— А почему мы не помогаем? Давай поможем. Мама только рукой махнула в ответ.

— Проходите в комнату, дядя Саша, — голосом радушной хозяйки предложила я. — Мамы нет, я, честно говоря, не очень представляю, где она. Думала, что в командировке, но раз вы ее не посылали…

— Женечка взяла несколько дней в счет отпуска, — торопливо забулькал главный редактор, освобождаясь от ботинок. — Я уж, грешным делом, подумал, не ты ли опять разболелась. Вот, решил зайти, хоть и незваным гостем, но разведать обстановку. Но вижу, ты здорова, а Женечка наша неизвестно где. Впрочем, не надо волноваться. Это ведь так легко объяснимо…

Я поняла, конечно, что он имел в виду. Намекал, что у мамы появился мужчина. Глаза у дяди Саши разом сделались несчастными, и я поняла, что он все еще страдает по ней. Вот ведь, примчался на ночь глядя. Я улыбнулась как можно теплее.

— Я скажу маме, что вы заходили.

— Не надо, ну что ты! — взволнованно замахал руками главный редактор. — А то получится, что я ей вздохнуть не даю. Позволим маме отдохнуть от нас, верно, Симочка?

Дядя Саша еще потоптался в прихожей, снова влез в ботинки, рассказал парочку бородатых анекдотов, а потом вдруг бросился к выходу так резко, будто кто-то дернул его за невидимые веревочки. По пути он бормотал себе под нос что-то вроде: «В жизни нашей Женечки грядут перемены». Я заперла дверь и растерянно села на «обувной» стульчик. Хорошо ему говорить, но что мне-то думать о мамином отсутствии? Ведь я совершенно уверена, что мужчиной тут и не пахнет. Ночью мне снились кошмары: я искала маму по всему городу, и каждый встретившийся мне человек старательно от меня что-то скрывал.

Но наступил новый день, и жизнь моя завертелась по обычному кругу. Я отсидела три пары в институте, поменяла книги в библиотеке. А потом вдруг четко поняла, где сейчас находится моя мама. Конечно, в нашей старой квартире… Я поехала на автобусную станцию.

Я готовилась к длинному и утомительному пути. Раньше автобусы в наш городок ходили редко, народу в них набивалось немыслимое количество, воздуху не хватало, ноги превращались в лед. Но за несколько прошедших лет все переменилось. Автобусы теперь не подъезжали по одному в час, а вдоль тротуара ждали своей очереди. В салоне было тепло и уютно. Я села к окошку, попыталась читать книгу, но быстро задремала.

Когда я приехала в наш городок, уже стемнело. Пошла к дому, озираясь, как чужестранка. Не то чтобы здесь многое переменилось, но как-то подзабылось, что ли. Вот и наш дом, возвышается в темноте на фоне лесопарка. Я зашла со стороны двора, закинула голову, посмотрела на наши окна. Так и есть, кухонное окошко освещалось привычным зеленоватым светом.

Подниматься наверх и звонить в квартиру я не собиралась. Просто хотела убедиться, что мама никуда не исчезла, не потерялась. Возможно, она захотела немного отдохнуть от всех и пожить в одиночестве. А может, и впрямь в ее жизни кто-то появился. Почему бы и нет? В любом случае я не собиралась ей мешать. Мне просто захотелось немного побродить вокруг дома. Вспомнить, как совсем недавно вот по этой тропинке я неслась по утрам в школу, а обратно шла не спеша, загребая сапогами снег.

Вот на этой скамейке в последний раз мы сидели с Нинкой и обсуждали чей-то день рождения. Это было всего за неделю до моего отъезда. Вот под этими окнами я всегда срезала путь к подъезду, рискуя нарваться на окрик хозяев, считавших, что я топчу их драгоценный палисадник. Зимой делала это потому, что дорога после первого снега на ближайшие пять месяцев превращалась в лед. В другое время года — по привычке. У соседей окна были темные, и я привычно перешагнула через хиленькую ограду.

Вот наш подъезд, всего в трех шагах от меня. Тускло мерцала лампочка под навесом. Нет, туда я не войду…

Кто-то прошел по дорожке вдоль дома, свернул к нашему подъезду и на секунду задержался под навесом. Я вздрогнула и прижала перчатку к губам: это был Марк. Он не слишком изменился за прошедшие пять лет, только лицо как-то подсохло, стало строже. Губы сложились в твердую линию. Он стал совсем чужим и… взрослым, что ли. Хотя и прежде он не казался мне мальчишкой. Но сейчас он едва ли вызвался бы проводить по вечернему городу растрепанную девчонку. На нем было длинное черное пальто, глухо застегнутое, с твердым воротником, упирающимся в подбородок. Я видела, как Марк крутит головой, словно пытаясь освободиться. Он отогнул край рукава и посмотрел на часы. А потом резко дернул на себя нашу непослушную тяжелую дверь и вошел в подъезд.