Вильям Райс - В тихом омуте

И оба уставились друг на друга. Кайт обеспокоенно, Джеймс — оторопело.

— А как же старшие… — Он нахмурился, тщетно силясь разобраться в том, что только что услышал. — Такие, например, как моя тетя Агата…

— Вы должны соблюдать осторожность, дружочек. Полную осторожность. Ну и конечно, не забывайте: богу — богово, а кесарю — кесарево. Пусть даже ваша правая рука не ведает, что делает левая. Лады? — И он обезоруживающе улыбнулся. — А ваша тетка — замечательная женщина. Соль земли.

— Да, — закивал Джеймс. — Вы правы.

Кайт-Фортескью ещё с минуту молча поедал его взглядом. Затем с озабоченным видом загасил сигарету и придавил окурок.

— Послушайте, Торчленд, — заговорил он. — Вы, возможно, подумали, что я предлагаю вам потрудиться племенным жеребцом… Так вот — ничего подобного. Просто я хочу вам сказать, что вместо того, чтобы сидеть с каменной физиономией, читать мораль и защищать свою честь до последнего, вы должны держаться более раскованно. По-человечески. В конце концов, выписать рецепт может любой врач, тогда как моим пациенткам нужен прежде всего живой мужчина, или скорее — живая душа, а не робот или ходячий катехизис. Им нужно существо из плоти и крови, способное понять позывы их собственной плоти и крови, способное выслушать, посочувствовать, дать дельный совет…

Молчание. Джеймс вдруг впервые услышал тиканье часов и, переведя взгляд на облицованный мрамором камин, разглядел их. В следующее мгновение Кайт встал с кресла, пересек гостиную и подошел к изящному дубовому шкафу в стиле короля Иакова. Растворил дверцы, и взгляду Джеймса открылась целая батарея бутылок.

— Джин с тоником? Виски? Водка?

— Джин, пожалуйста, — попросил Джеймс. — Благодарю вас.

Приготавливая напитки, Кайт продолжил свою речь.

— Выслушайте меня внимательно, Торчленд, и вам будет легче понять суть дела. Жена моя умерла восемь лет назад — Господи, упокой её душу. Мы жили с ней как два голубка, и смерть её потрясла меня. Тем не менее, мне удалось выжить — во многом благодаря моим друзьям и другим людям, проявившим ко мне просто неслыханную доброту. Многие из них впервые открылись мне в таком качестве. Вот с тех пор моя практика и начала процветать — во многом благодаря тому, что, оставшись один и перенеся тяжелейшую утрату, я научился лучше понимать других людей, вникать в их горести, оказывать им поддержку. Вы меня понимаете?

И он обернулся к Джеймсу, держа в руках бокалы с напитками. Золотистые дольки лимона красиво искрились в крохотных пузырьках газа.

— Порой мне кажется, что старина Фрейд, наткнувшись на сексуальную жилу, слишком рано отказался от дальнейших раскопок, — с улыбкой продолжил Кайт-Фортескью. — Все это я говорю вам, Торчленд, исключительно для того, чтобы вы лучше меня поняли.

— Да, — кивнул Джеймс. — Я вам очень признателен.

— И вот теперь я, одинокий вдовец, должен ублажать пару сотен столь же одиноких женщин, большинство из которых, впрочем, замужние.

Джеймс встал и принял из его рук бокал, наполненный прозрачным напитком.

— Однако «ублажать» — вовсе не означает, что я непременно укладываю их в постель.

— Боже упаси! — Джеймс всплеснул руками, едва не выплеснув джин на ковер. — Нет, конечно!

— В том смысле — что я их не всех укладываю, — поправился Кайт-Фортескью.

У Джеймса отвалилась челюсть. Пожилой доктор улыбнулся.

— Я шучу, вы уж меня извините. Ваше здоровье! — Они чокнулись. Просто я хочу, чтобы вы твердо усвоили: вы не имеете права оставить разочарованной ни одну пациентку, чего бы она от вас ни добивалась!

Джеймс кивнул. Мысли в его голове смешались. Только ему начинало казаться, что он понимает, чего именно ждет от него Кайт-Фортескью, как буквально следующей фразой тот вновь приводил его в замешательство.

— Ну что, справитесь? Или это все-таки противоречит вашим убеждениям?

— Я не могу сказать, что мои убеждения столь уж разительно отличаются от ваших, — проблеял Джеймс. — В том смысле, конечно, что…

— Тогда все в порядке, — рассмеялся Кайт-Фортескью. — Я понимаю — у всех есть свои принципы, давно сложившиеся взгляды, однако порой они только мешают. Взять, скажем, мормона — он ни за что не позволит своим женам лечь под нож хирурга, даже если операция — единственное, что может спасти её жизнь. Кому нужны такие идиотские принципы?

Джеймс вновь кивнул. Кайт-Фортескью добавил, пожав плечами:

— Это, конечно, крайний случай. Но он хорошо иллюстрирует то, что я имею в виду.

— Вот именно, — поддакнул Джеймс.

Пожилой доктор снова устремил на него изучающий взгляд. С минуту оба молчали, затем Кайт-Фортескью произнес:

— Ну что ж, молодой человек, думаю, что нам с вами стоит рискнуть. Попробуем, а там посмотрим, что из этого выйдет. Меня не будет всего две-три недели, а это слишком короткий срок, чтобы вы успели причинить необратимый ущерб моей практике, но вполне достаточный, чтобы понять, подходит ли вам это место.

— Я сделаю все, что в моих силах, — клятвенно пообещал Джеймс.

— О, я ничуть не сомневаюсь, — заулыбался Кайт-Фортескью. — Только забудьте хотя бы на время свои высокие моральные принципы. Нравственные устои — это одно, а жизненная правда — совсем другое, да и работа эта отнюдь не для ханжи. — Заметив, как перекосилось лицо Джеймса, он поспешно добавил: — О, я вовсе не считаю вас ханжой, Боже упаси! Просто вы ещё слишком молоды, и из вашей головы не успела выветриться вся высокопарная дребедень, которую вбивали в неё за годы учебы. Прежде всего, вы должны оставаться человеком, а уж потом вспоминать про свои принципы.

Глядя прямо ему в глаза, Джеймс снова торжественно закивал.

Наконец Кайт-Фортескью решился.

— Что ж, тогда по рукам, старина. Приступайте к работе. Сыграйте с листа. А потом, если вы не распугаете всех моих пациентов, посмотрим, как быть дальше. Устраивает?

— Вполне, — заверил Джеймс.

— Тогда как насчет того, чтобы завтра утром переселиться сюда, в мой дом? Сегодня переночуете у своей тетушки, а потом — ко мне. Лады?

В Пони-коттедж Джеймс возвращался, словно во сне…

От особняка Кайта к воротам вела дорога, посыпанная гравием. Сбоку к ней примыкала ещё одна дорога, заасфальтированная, которая заканчивала свой путь у двери приемной. Джеймс брел медленно, в голове роились тревожные мысли. А ведь, казалось бы, после такого разговора настроение его должно было быть приподнятым. Он получил место, о котором так мечтал, а в дальнейшем, если он разыграет свою партию правильно, то, вообще, останется здесь навсегда…

Но была тут одна закавыка: если он разыграет свою партию правильно. Джеймс чувствовал себя древним мореплавателем, оказавшимся между Сциллой и Харибдой. Угодив тетке, он неминуемо навлечет на себя гнев Кайта. Угодив Кайту, лишится поддержки тети Агаты… Или — нет? А вдруг, главное для тетки состоит в том, чтобы он любой ценой преуспел на новом поприще, приобрел социальный вес, сделался уважаемой личностью? Тогда он убьет двух зайцев одним выстрелом. Ведь это Китти, а вовсе не тетя Агата, читала ему нотацию. С другой стороны, имея дочь-монахиню (можно подумать, что саму Китти нашли в капусте — ха-ха!), тетя Агата сможет прикрыть глаза на его похождения только при условии, что он сумеет сохранить их в глубочайшей тайне. Не может же она, в самом деле, заявить в глаза своей дочери: «Пусть хоть всю деревню перетрахает — мне-то какое дело»? Любой матери хочется, чтобы дочь её уважала. А вот Китти спит и видит, как бы сделать достоянием гласности любую историю, в которую он может влипнуть. Один-единственный скандал, и ему крышка!