Рэй Морган - Прощай, мечта

Тори быстро просмотрела содержимое коробок и занялась чемоданами — один чемодан показался ей знакомым. Марк поддел замок перочинным ножом и откинул крышку.

Тори внимательно оглядела лежащие в чемодане вещи. Это были напоминания о другой жизни, очень-очень далекой, но она сразу их узнала. Ее школьная форма. Мамино шерстяное пальто. Отцовские свитеры. А подо всем этим — фотоальбом и пачка каких-то бумаг. У нее часто забилось сердце. Она не ожидала, что это так ее потрясет. Она просматривала бумаги, а Марк наблюдал за ней, но больше ни о чем не спрашивал.

Альбом Тори отложила в сторону, а он удивился: почему ее это не заинтересовало? Он взял альбом и стал перелистывать, пока она осматривала чердак, держа высоко в руке фонарь. На фотографиях он увидел круглолицую девочку — такой Тори была когда-то. Он улыбнулся.

— Как это тебе удалось так преобразиться? Ты совсем не похожа на ту вредную, толстую девчонку.

— Магия, — отшутилась она, не прерывая своих поисков. — Поменяла толстую корову на мозги.

Он продолжал рассматривать фотографии. Джарвис, дворецкий, на фото выглядел таким же, каким Марк его помнил, — полный достоинства и сдержанности. Мать Тори — симпатичная худенькая женщина с озабоченным взглядом.

— Черт, — пробормотала Тори. — Этого здесь нет.

Он подождал с минуту, но, поскольку она ничего больше не сказала, нетерпеливо спросил:

— Что ты искала?

Она не ответила и стала складывать вещи обратно в чемодан.

Он протянул ей альбом.

— Взгляни на эти фотографии, — сказал он, открыв альбом на снимке юной, пухлой Тори.

Она со вздохом замотала головой, не глядя на него.

— Я не могу, — сдавленным голосом сказала она. — Не сейчас. Я просто не могу.

Марку сделалось ее жаль. Жизнь ударила всех, но, кажется, Тори пострадала сильнее других. Но он все-таки не мог поверить, что она не захочет посмотреть фотографии, поэтому сунул альбом под мышку.

Они спустились вниз, и Марк спросил:

— Теперь что?

Она выглядела усталой и разочарованной. Марку пришло в голову: а не воспользоваться ли ее растерянностью и не попытаться выведать у нее, что она здесь надеялась найти. Но, взглянув на ее печальное хорошенькое личико, он не решился. Духу не хватило. Может быть, он сделает это позже.

— Наверное, мне лучше вернуться и лечь спать, — сказала Тори. — До рассвета в любом случае я не смогу еще куда-нибудь пойти.

— Не намекнешь куда? — Марк вопросительно поднял бровь.

Тори отвернулась.

— Что ты ищешь? Что ты надеялась найти в чемодане?

Тори посмотрела на Марка, и по ее лицу он понял, что она обдумывает ответ.

— Ты ведь не знаешь, — мягко заметил он, — а вдруг я уже это нашел и спрятал.

— Нашел что? — быстро спросила она.

— То, что ищешь ты. Почему бы тебе не сказать, что это?

Тори искоса на него взглянула. Он думает, что может ею манипулировать, а она должна убедить его, что все угольки в золе давно истлели. И это так! Ведь он один из тех людей, один из семьи, которая так безжалостно обошлась с ее отцом. Ей следует это помнить.

Но она в тупике. Она обыскала пещеры. Она обыскала чердак. Других нитей у нее нет.

— Моя мама считает, у отца был дневник, — сказала Тори, избегая взгляда Марка. — Она думает, он сделал записи, которые могли бы мне помочь… указать путь к правде. — Тори покачала головой. — Не знаю… я никогда его не видела. Я просто надеялась…

Она замолчала — ее душили слезы. Марку хотелось обнять ее. Она такая печальная, такая одинокая. Но он не был готов к тому, чтобы оправдать ее подозрительное поведение. Пока не готов.

Что же есть такого в этой женщине, что способно разрушить его обычную осторожность и тронуть до глубины души? Но он не может уступить душевному порыву, не получив ничего взамен.

— Я не находил никакого дневника, — сказал он. — Ты уверена, что дневник существует?

— Я ни в чем не уверена. — Тори удрученно покачала головой, в глазах у нее блестели слезы. — Я даже не уверена в том, что мой отец невиновен. А ты что об этом думаешь?

Он запустил ладонь в волосы, взлохматив их. Господи, как же ему хочется обнять ее, прижать к себе и сказать, что все будет хорошо, но… он не мог, невзирая на ее измученный вид.

— Я ничего не думаю, — сказал он, лишь бы что-то сказать.

— О’кей. А теперь послушай. — Ее зеленые глаза засверкали, как осколки изумрудов. — Я ненавидела твою семью пятнадцать лет. Я считаю, что вы стали причиной самоубийства моего отца. Если бы не то, как вы с ним обошлись, как заставили его страдать от позора, он был бы жив сегодня. — Она произнесла все это решительно, голос почти не дрожал, а если и дрожал, то совсем чуть-чуть. — Что скажешь?

Он отвернулся. Первая его реакция — это наброситься на нее с бранью, но он сдержался. Ее гневные слова, ее обвинения — все это смешалось в одну кучу. В том, что она сказала, нет смысла. У нее нет основательных доказательств, есть лишь предположения, попытка окунуться в прошлое, которое она не в силах понять. Это объясняет ее состояние. Но он не допустит, чтобы она использовала его семью как причину своих несчастий. Хотя она страдает. Он видит это, чувствует.

И вдруг ему пришло в голову. Если она сомневается в том, виноват ее отец или нет, если это скорее поиск правды, чем просто поиск доказательства, тогда выходит, что она обладает внутренней честностью и прямотой. А это редкое качество.

Но это вовсе не означает, что она не способна на какие-нибудь неуправляемые действия. Он повидал достаточно таких людей за свою жизнь и знает, чего можно от них ожидать. Его девиз — никогда никому не доверять.

— Мой отец был достойный и честный человек, — мягко сказал Марк. — Если он сделал что-то такое, что причинило неприятности твоему отцу, то, уверен, у него были на то причины. Он по натуре не способен на бесчестный поступок.

Слезы текли по лицу Тори, губы дрожали.

— Я знаю, — прошептала она. — Я… я любила твоего отца. — Голос у нее прервался. — Он по-доброму ко мне относился. Я не могу поверить… — Она крепко обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. — Как же ты не понимаешь? Ведь это часть проблемы. Почему он обошелся с моим отцом как с нечестным человеком? Какой в этом смысл? Он… он…

Продолжать у нее не было сил. Марк потянулся к ней, но она отстранилась.

— Тори, — сказал он, но она покачала головой и отошла от него:

— Вернемся обратно, — и пошла по дороге.

Он шел за ней, стараясь держаться поближе, не зная, что ему делать. Все в нем бунтовало против того, что она подозревает его отца в подлости. Он не верит этому. Он слишком хорошо знал отца. Но и отделаться от мысли, что с ее отцом поступили несправедливо, он тоже не мог. Почему? Как это произошло? Был ли он виновен в краже? В чем дело? Правда его интересует не меньше, чем ее.