Сьюзен Мейер - Пойманный свет

Он любил ее.

Об этом говорили все его поступки, снова и снова.

Глаза Тори наполнились слезами, и цифры в таблице поплыли.

Три долгих месяца она не позволяла себе вспоминать о Чансе, а теперь ни о чем другом думать не могла.

Она скомкала лист, кинула в мусор, закрыла учебник и встала.

— Мисс Бингем! — возмутилась миссис Малкей. — Куда вы направляетесь?

— Ухожу.

— Вы заболели?

— Да. — Это не было ложью.

Теперь, когда скорбь утихла и ей стало легче, Тори знала, что совершенно неправильно повела себя с Чансом. После всего, что он к ней чувствовал, после всей доброты, которую к ней проявил, Тори просто выкинула его из своей жизни.

Как эгоистичная плакса.

Тори поверить не могла, что поступила так бездумно, так эгоистично. Но ее охватывало горе, и она так погрузилась в боль от потери, что не могла говорить с Чансом.

Теперь ей нужно исправить ошибки. По крайней мере, извиниться.

Чанс стоял перед экраном, на котором демонстрировалась его презентация для совета директоров «Монтгомери девелопмент».

— Мы не ожидаем прибыли от проектов по развитию города, но наши подрядчики в конечном счете принесут нам немало пользы.

В кармане пиджака зазвенел сотовый, но Чанс не отреагировал, продолжая разъяснять преимущества и недостатки плана грандиозной перестройки городских зданий, которая не принесет им ни гроша. Тем не менее это был именно такой проект, который они искали, стремясь улучшить жилищные условия.

Сотовый снова зажужжал, и на этот раз Чанс вынул его из кармана и выключил. Макс, который, как председатель совета директоров, сидел во главе стола, начал:

— Ты рассчитал проекцию…

Зазвонил телефон на столе конференц-зала. Из динамиков раздался голос секретаря:

— Извините, мистер Монтгомери. Ваша мать на первой линии. Она сказала, что это срочно.

Макс потянулся к телефону, но Чанс его опередил:

— Она рядом с детьми, с ними что-то могло случиться.

Он схватил телефонную трубку:

— Мама?

— Чанс, милый, тебе нужно приехать домой.

У него замерло сердце.

— Почему? Что случилось? Что с детьми? — Дети в порядке, но ты мне нужен… — Мама, у меня совещание в разгаре.

— Чанс, ты когда-нибудь слышал, как я ругаюсь?

— Нет.

— Если не хочешь услышать, то приезжай. — С этими словами Гвен повесила трубку.

— В чем дело? — спросил Макс.

— Велела ехать чертовски срочно.

Макс поморщился:

— Тогда лучше послушаться.

Дверь открылась раньше, чем он успел к ней прикоснуться. Гвен приказала:

— Иди в кабинет.

— Где дети?

— Они в коттедже, с Бриджит.

Так звали новую няню. Чанс нахмурился:

— Тогда зачем ты меня вызвала?

Гвен развернула его за плечи и толкнула:

— Иди!

Он едва не споткнулся от толчка, а потом зашагал по коридору, ожидая увидеть очередной подарок. Мама купила ему новую мебель, новые костюмы, новую машину — все во имя обустройства его в городе; но Чанс знал, что она пытается отвлечь его от мыслей о Тори. Это не помогало. Время отчасти исцелило раны. Но бывали дни, когда он все еще тосковал по ней. И поэтому его бы не удивило, если бы в кабинете обнаружился агент по недвижимости с папкой, полной предложений.

Со вздохом Чанс открыл дверь и увидел Тори.

Он замер. Потом хотел броситься с ней. Но, очевидно, Тори приехала только для того, чтобы извиниться за то, что бросила его и детей. Она была доброй. Ответственной. Как бы глупо он выглядел.

Тори повернулась на звук открывшейся двери. Ее лицо ничего не выражало. Губы, сведенные в тонкую прямую линию, не улыбались, но и не хмурились. Большие карие глаза, мягкие и печальные, встретили взгляд Чанса.

— Привет.

Чанс шагнул в комнату:

— Привет.

— Хорошо выглядишь.

Он улыбнулся:

— В дорогих итальянских костюмах любой мужчина выглядит хорошо.

Тори подавила смешок.

— Ну конечно. Ты и сам знаешь, что красавец.

— Ты тоже хороша, так что нечего меня дразнить.

Тори засмеялась, и его сердце пропустило удар. Он сто раз слышал ее смех, но никогда в связи с тем, что касалось их двоих, их влечения, их связи. Он сделал еще один шаг.

— Ты вроде в порядке.

— Я в порядке. Правда. — Глаза Тори затуманились. — У меня были очень, очень трудные годы.

— Они были не просто трудными, а трагическими. Иногда я не знаю, как ты их пережила.

— Иногда я тоже не знаю. — От ее тихого голоса у Чанса на глаза навернулись слезы.

Он всегда немного жалел себя из-за отцовской лжи, но, стоя перед человеком, которому судьба принесла настоящие страдания, он признавал, что ему-то в жизни повезло.

— Но теперь ты в порядке.

— Да. — Тори улыбнулась. — Учусь в местном колледже.

— Как ты и хотела.

Тори смотрела, как Чанс медленно, неуверенно входит в комнату, и понимала, что он еще не пережил боль, которую она вызвала своим уходом. Поэтому она сказала то, ради чего приехала:

— Мне так жаль.

Он улыбнулся, и Тори почувствовала облегчение. Но она ушла с занятий не для того, чтобы очистить совесть. Она хотела увидеть Чанса и избавить его от страданий.

— Серьезно, Чанс. Ты был со мной так добр. Ты единственный, кто действительно видел, через что я прошла. — Она осторожно поймала его взгляд. — Я это ценю.

Чанс отвернулся:

— Наверное, это пример того, как одно горе ищет другое.

— Или одно горе распознает другое.

Чанс пожал плечами:

— Никто никогда не замечал, что я на грани. Мои родители хотели, чтобы я нашла работу. Родители Джейсона хотели, чтобы я сидела с ним, как будто мое присутствие доказывало, что он все еще жив.

— Я могу понять и тех и других.

— Однако ты единственный не стал меня принуждать.

Чанс засмеялся:

— Я приставил тебя заботиться о двух детях. И вместо того, чтобы помогать и быть рядом, каждый день уходил в «Монтгомери девелопмент», даже до того, как Макс уговорил меня там работать.

— Это не важно. — Тори дождалась, пока он снова посмотрит на нее, прежде чем продолжить: — Я люблю детей. Мне нравилось о них заботиться. С ними я снова чувствовала себя живой.

Чанс улыбнулся и кивнул. Тори набрала воздуха в грудь:

— И с тобой я снова чувствовала себя живой.

— Хорошо.

— Ситуация была сложной, — продолжала она.

— Поэтому я принимаю извинения.

Чанс хотел, чтобы она ушла. Сердце сжалось у нее в груди. Она не могла забыть.

— Я люблю тебя, — прошептала Тори.

Губы Чанса дрогнули.

— Всегда любила. — Сердце отчаянно стучало у Тори в груди, и она не могла остановиться. — Я так старалась это подавить. Убеждала себя, что мне просто одиноко и грустно, и только поэтому ты так искушаешь меня. Но это был самообман. Я искренне тебя люблю.

И ты должен это знать.

Чанс сглотнул и отступил на шаг. Наконец он спросил: