Кейтлин Крюс - Скандальная наследница

До нее вдруг дошло, что она никогда раньше не была в такой домашней обстановке с мужчиной. Ей показалось, что пол у нее под ногами зашатался.

— Очевидно, что ты не в первый раз режешь овощи, — небрежно заметил Джек, и у нее возникло подозрение, что он пытается ее разгадать. Или, может, он просто ищет подтверждение негативного мнения о ней? Второе в ее случае более вероятно. Но сейчас, находясь на этой уютной кухне, наполненной ароматами чеснока и базилика, вместе с мужчиной, который выглядит как мужчина ее мечты, ей не хотелось думать о таких вещах.

Если бы только можно было взять эти чудесные минуты и законсервировать их, чтобы потом доставать и заново наслаждаться ими.

— Я уже очень давно ничего не готовила, — произнесла Ларисса и тут же замолчала.

Зачем она это сказала? Чтобы он назвал ее бедной богатой девочкой или еще как-нибудь? Конечно, она это заслужила, но сейчас ей не хотелось копаться в себе.

Но Джек просто посмотрел на нее своими выразительными темными глазами. Наверное, тоже не хотел портить себе вечер.

— В доме моей матери во Франции была экономка, — сказала она, сев на тяжелый деревянный стул напротив него и постелив себе на колени грубую льняную салфетку. — Ее звали Хилар, и она была очень властной. Не экономка, а настоящий тиран.

Ларисса обвела взглядом кухню. Рабочие поверхности и стойка из керамики в ярких желтых и синих тонах напомнили ей о Провансе с его лазурным небом. На мгновение она словно перенеслась в шато по другую сторону Атлантики, окруженное платанами и лавандовыми полями. Ей показалось, что она слышит ворчание Хилар, которая учит дерзкую избалованную девчонку выполнять разную работу по дому. Это были одни из ее самых любимых воспоминаний, но она никому об этом не рассказывала, зная, что ее не поймут.

Джек продолжал на нее смотреть, поигрывая бокалом. Его задумчивость пугала ее.

— Она считала, что каждая женщина должна уметь готовить, — добавила Ларисса, небрежно пожав плечами, словно все это ничего для нее не значило. Словно она не проводила бесконечные часы на кухне, портя продукты и превращая в хаос владения Хилар. Француженка не стеснялась в выражениях, но она была единственным человеком, который не только указывал Лариссе на ее ошибки, но и учил ее их исправлять.

Позже, когда она покидала шато, ее привело в замешательство щемящее чувство, охватившее ее при этом, и она долго туда не возвращалась. К тому времени, когда она, устав от прогулок на яхтах в Сен-Тропе и тусовок в Каннах, наведалась в шато, Хилар там уже не работала. Тогда Ларисса острее всего ощутила, как пуста и бессмысленна ее жизнь.

К ее глазам неожиданно подступили слезы.

Джек улыбнулся и взял вилку.

— Моя мать считала точно так же, — осторожно произнес он, словно тоже испугался домашней атмосферы, которую они создали вместе. — Она говорила, что ее сын должен сам уметь себя обслуживать. — Он опустил глаза, и его улыбка стала задумчивой. — Она была Эндикотт до мозга костей, как и мой дед. Неумеренность Саттонов ей претила.

— А как насчет тебя? — спросила Ларисса. — Ты находишься где-то посередине между пуританами Эндикоттами и расточительными Саттонами, не так ли?

Она помнила Джека беспечным плейбоем, который ездил на безумно дорогих автомобилях и тратил огромные деньги на незабываемые вечеринки. Он был таким же, как и остальные молодые люди из их окружения. Их «друзья».

Съев немного пасты, она довольно вздохнула. Ей давно уже не было так хорошо.

Он очаровательно улыбнулся. Ее пульс снова участился, и ей пришлось отвести взгляд.

— Люди вынуждены меняться, — произнес Джек странным тоном. Когда Ларисса посмотрела на него, его лицо было непроницаемым. — Разве у них есть выбор?

— Большинство людей никогда не меняется, — возразила она. — Они не хотят ничего менять ни в самих себе, ни в своей жизни.

— Тогда они не серьезнее, чем дети, — пренебрежительно сказал Джек. — Взрослый человек должен нести ответственность за самого себя. Должен делать то, чего от него ждут. Если для этого ему необходимо измениться, он должен приложить все усилия. Это называется взрослением. Это его долг.

— Только очень необычный человек может проснуться однажды утром и ни с того ни с сего решить изменить свою жизнь. — Ларисса осторожно подбирала слова, но все равно не смогла оградить себя от охвативших ее неприятных чувств. — Я подозреваю, что всем переменам в человеке предшествует какое-то потрясение. Зачем рисковать просто так? Это слишком болезненно. — Она задумчиво прожевала еще немного пасты. — И, разумеется, никто не поддерживает эти перемены в тебе. Все, кто тебя окружают, лезут из кожи вон, чтобы удержать тебя в рамках, в которые они тебя поместили. Они боятся того, что произойдет, если ты от них освободишься. Никто не меняется, если этого можно избежать.

Какое-то время Джек пристально изучал ее, затем перевел разговор на другую тему, и напряжение исчезло. Он рассказал ей об острове, о том, как мальчишкой проводил здесь летние каникулы. До конца ужина они говорили о разных безобидных вещах. Затем Ларисса взяла со стола грязные тарелки и отнесла их в раковину. Повернувшись, она обнаружила, что Джек стоит у нее за спиной. Подавшись вперед, он оперся руками о края мойки по обе стороны от нее.

Ларисса знала, что должна что-то сделать. Попытаться оттолкнуть его или, на худой конец, закричать. Вместо этого она продолжала неподвижно стоять и смотреть на него, пока кровь в ее жилах превращалась в расплавленный огонь.

— Ты изменилась, Ларисса? — мягко спросил он. Его губы улыбались, но глаза оставались серьезными. — Не это ли ты пытаешься мне сказать?

Все ее страхи и опасения тут же вернулись. Как она могла забыть о том, какую большую опасность для нее представляет этот мужчина? Наверное, все дело в домашней атмосфере, которая пробудила воспоминания о счастливых днях, проведенных в Провансе.

— Я не утверждаю, что я изменилась, — ответила она с притворным спокойствием, наклонив голову набок. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-нибудь, сделав подобное высокопарное заявление, не доказал вскоре после этого, что он совсем не изменился?

— Нет, — ответил Джек, глядя на ее губы. — Но не каждый заходит так далеко, как ты, правда?

Какая-то ее часть хотела возненавидеть его за эти жестокие слова. Она в очередной раз спросила себя, как можно было опустить защитные барьеры и позволить ему причинить ей боль. Она ожидала от него лучшего, и это было ошибкой. Неужели она никогда не научится быть с ним осторожной?

— Конечно нет, — ответила Ларисса. — Я воплощение испорченности. Спасибо, что напомнил.

Почему она чувствует себя так, словно ее защитные барьеры разрушены? Неужели оказалось достаточно всего одного ужина с Джеком, чтобы она потеряла голову? Ведь нельзя даже сказать, что он был к ней добр. Он просто не осыпал ее оскорблениями, поскольку она его гостья. Неужели она настолько слаба?