Рита Эстрада - Тайна ключа из слоновой кости

Половина его лица была ярко освещена лунным светом, отчего весь он напоминал дьявола во плоти. Волосы казались темнее дегтя, и глаза, мерцавшие словно серебристо-синие огни, пристально смотрели на нее. Было ли еще когда-нибудь и где-нибудь столь же красивое или столь же сокрушительное по своей красоте лицо?

— Я никак не могла уйти сразу…

Его смех казался таким же таинственным и завораживающим, как и его бесовская внешность.

— Я догадался. — Он протянул к ней руку ладонью вверх, безмолвно приглашая ее приблизиться.

— Почему? — спросила она, подходя поближе. Присев, она прижалась к нему, наслаждаясь его теплом.

Он снова рассмеялся, обнимая ее горячей рукой как раз так, как она и мечтала.

— Ведь дочь была очень занята спорами со своим отцом, правда? — ответил он. — Но сейчас, моя Хоуп, давай вместе наслаждаться черной с серебром красотой ночи. — Он поднял взгляд к усеянному звездами небу. — Здесь так спокойно и мирно.

— Угу, — пробормотала она, крепче прижимаясь к Арману, чтобы ощутить жар его тела.

Она положила голову ему на плечо. Оно казалось твердым и мягким одновременно. Превосходная подушка, сонно вздохнула она. Но его следующие слова нарушили ее умиротворение, разбудив ее:

— Твой отец кажется вполне рассудительным человеком. Я не понимаю, почему тебя так обеспокоил его приезд.

— Рассудительным? Фрэнк шантажирует меня, пытаясь заставить вернуться с ним в Вашингтон. Вернуться прямо сейчас! И ты еще помог мне выглядеть в его глазах полной идиоткой, словно я рассудка лишилась! — сердито прошептала она.

— А почему он хочет, чтобы ты посетила его дом? Ты говоришь, что этот мужчина твой отец, но сама зовешь его по имени…

— Так повелось издавна, — пояснила она. Впервые с тех пор, как умерла мама, Хоуп задумалась, не ведет ли она себя словно ребенок? Отец тоже утверждает это. Но менять что-либо в их отношениях с отцом было уже поздно.

Она почувствовала, как напряжение медленно отпустило Армана.

— Думаю, что начинаю понимать тебя, моя Надежда. И, по какой-то непонятной причине, это тревожит меня больше всего. — Арман покорно вздохнул, одной рукой поглаживая нежную, шелковистую кожу на ее груди. Затем он поднялся и потянул ее за собой. — Пойдем. Думаю, тебе пора спать. — Его рука обвилась вокруг ее талии, и он повел ее на холм. Голова Хоуп все еще была прижата к его груди, а рука покоилась в его руке. — Я хочу, чтобы ты легла рядом со мной, и я буду знать, что ты в безопасности.

— Я и так в безопасности, — наконец ответила она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его выступающую скулу. — И я счастлива. Очень счастлива.

Он привлек ее в свои объятия и поцеловал в лоб.

— Как и я, моя любимая. Как и я.

— И как это мой собственный ребенок может быть таким упрямым?! — Отец сдержанно скрестил руки на груди. Его карие глаза блестели от гнева и раздражения.

Хоуп совершенно спокойно отхлебнула еще один глоток своего утреннего кофе.

— Я не знаю на свете ни одного человека, кто мог бы состязаться в упрямстве с тобой. Только подумай о генах. Каждый раз они дают знать о себе.

— Не пытайтесь умничать со мной, юная леди! Я ведь все еще твой отец!

— Никто этого и не отрицает. — Она потянулась за банкой свежего сливового джема, которую привез Фрэнк, и начала намазывать его на гренку из белого хлеба. — Но ты не мой опекун. Я останусь здесь до начала слушаний.

Глаза Фрэнка сузились, но голос стал мягче:

— Пожалуйста, поедем вместе. Я приехал сюда потому, что мне хотелось получше узнать тебя; нам бы надо было сделать это давным-давно, если бы только не эта глупая гордость всех Лэнгстонов… — Он нерешительно прикоснулся к ее руке.

Хотя он явно старался сблизиться с ней, она не могла ответить ему — по крайней мере так, как отец этого хотел. Между ними стоял Арман, и Хоуп не могла поступить с ним так, как поступила Фейт. Хоуп отказалась предпочесть отца Арману.

— Я не могу. Во всяком случае, не сейчас. Пожалуйста, дай мне еще немного времени.

Он застыл, но затем снова расслабился. Рука, которая только что тянулась к ней, упала на его колено.

— Ты не ответишь мне «да», что бы я ни сказал, ведь так?

Она медленно покачала головой.

— Извини, но я не могу. Дай мне еще две недели. Всего две недели, и потом я приеду в Вашингтон.

— Одну неделю. Тебе понадобится еще одна, чтобы подготовиться к выступлению перед Комитетом.

— Две, — повторила она. — У тебя компетентный персонал, и мне не так много надо сказать Комитету.

Глаза отца разочарованно сверкнули.

— Милая, ты торгуешься как матерый политик-профессионал. — В его взгляде она заметила нечто похожее на восхищение. — Возможно, ты упустила свое призвание.

Она усмехнулась.

— Ничего подобного. Я не могу выносить постоянное давление. Мне хорошо и там, где я есть.

Фрэнк вздохнул.

— Ну, ладно. Две недели. А затем ты прилетишь в Вашингтон. Мы договорились? — Мгновение он поколебался, а затем робко посмотрел на нее. — Как ты думаешь, а у тебя не получится немного задержаться и посетить меня после слушаний?

— Я бы с удовольствием. Спасибо, — ответила она, вкладывая в свои слова большее значение, гораздо большее.

— Милости просим, — сказал Фрэнк и посмотрел в сторону Как он ни старался, но не мог припомнить, когда последний раз на глаза его навертывались слезы.

Остаток дня они провели в безделье. Гуляли по берегу острова, и он рассказывал ей о своих сомнениях по поводу карьеры ее матери. Хоуп была потрясена, узнав, как гордился он ее достижениями. Она никогда раньше не понимала, что отец ревновал маму к ее возрастающему увлечению компьютерами.

К вечеру она проводила отца на причал. Держась за руки, они не спеша брели к лодке.

— Ты выросла, Хоуп, и стала настоящей молодой женщиной. Я очень горжусь тобой.

Его слова запоздали на много лет, но она все равно вспыхнула.

— Спасибо, что заметил это.

— О, я замечал это и раньше, — сказал отец, и в глазах его загорелись огоньки. — Просто до сих пор у меня никогда не было возможности сказать тебе об этом.

— Возможности?

— Ладно, — признал он, вздыхая, — думаю, я смущался и ничего не говорил потому, что, когда ты бывала рядом, я слишком старался как-то восполнить свое отсутствие и чересчур усердствовал в роли родителя. Но я очень люблю тебя. Даже если я не всегда показываю это, как должен был бы.

— Я знаю, Фрэнк. — Хоуп ласково сжала его руку. — Я чувствую то же самое.

Он остановился и повернулся к ней. Ее рука все еще лежала на его запястье.

— Тогда не могла бы ты сделать мне одно великое одолжение?

Она кивнула, и глаза ее расширились, пока она раздумывала, что же такое она может сделать для своего отца. Не станет же он снова просить ее уехать с острова пораньше!