Пенни Джордан - Вновь любима

Он лег на кровать лицом к Холли, не касаясь ее.

Долгое время он просто смотрел на нее, впитывая взглядом каждую ее черточку, упиваясь ее близостью. Постепенно сладкая дремота начала овладевать им. Он зевнул раз, другой, глаза у него неудержимо закрывались.

Перед тем как окончательно провалиться в сон, Роберт протянул руку, движимый желанием защитить Холли, почувствовать — пусть ненадолго, — что она принадлежит ему, и обнял ее за талию.

Первой проснулась Холли. Ее разбудило невыразимо приятное ощущение тепла и радости оттого, что ее обнимают, надежно защищают от всех напастей… любят.

Она лежала не шевелясь, боясь спугнуть это восхитительное ощущение счастья, впитывая его каждой клеточкой. Она расслабилась, бессознательно придвинулась к источнику тепла и покоя — горячему мужскому телу, дразнящему своей близостью и недоступностью.

Придя в себя, Холли открыла глаза. Нет, это не сон, не причудливая игра воображения. Рядом действительно кто-то есть, какой-то мужчина… Роберт! Холли чуть не вскрикнула — в такой шок ее повергло это неожиданное открытие.

С минуту она не чувствовала ничего, кроме замешательства, не в силах понять, откуда он взялся, почему они лежат рядом совершенно одетые и их тела сплетены в страстном объятии любовников.

Холли задрожала — сначала чуть-чуть, потом все сильнее. Она была слишком потрясена, чтобы отодвинуться, оттолкнуть его руку. В эту секунду Роберт тоже проснулся, открыл глаза и наткнулся на ее изумленный взгляд.

У Холли перехватило дыхание, нервы натянулись как струны — несколько запоздалая реакция на происходящее, мелькнуло у нее в голове.

— Холли…

Ее имя, слетевшее с его губ, тихое, как шелестящее дуновение ветра, вдохнуло в нее жизнь, вернуло к реальности. Ее сердце сбилось с ритма, на секунду остановилось, а потом забилось так неистово, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

Должно быть, она пошевелилась — по-другому быть не могло, — иначе как объяснить, что они вдруг оказались совсем близко?..

— Холли…

Он снова тихо произнес ее имя, почти касаясь ее губ, и в ответ она вся затрепетала.

Холли не забыла вкус его губ, их форму и изгиб, она помнила и собственную реакцию на его поцелуи и все же оказалась не готова… не готова к оглушающему взрыву чувств, потрясшему все ее существо, когда их губы соединились. Ослепленная вспыхнувшим желанием, она прильнула к нему, не рассуждая, не задумываясь, забыв обо всем, что их разделяло. Я хочу его, он мне нужен как воздух, я люблю его! — билось у нее в мозгу. Долгие годы разлуки растворились и сгорели дотла в опаляющем пламени.

Будто во сне, прекрасном и знакомом сне, Холли отдалась на волю обуревавших ее чувств. Это же Роберт! Он обнимает ее, ласкает, целует… Ее жаждущие пальцы касаются его кожи, его рот прижимается к ее губам нежно и требовательно. Это его голос, прерываясь от волнения, шепчет сводящие с ума слова, уверяет, что всегда любил ее, что она нужна ему как никто другой. Как долго он ждал этой минуты, мечтал о ней, и вот она наконец настала…

Холли молчала. Захваченная волшебством происходящего, она не могла вымолвить ни слова.

Губы Роберта, скользящие по ее шее, отыскали известное только им двоим потайное местечко — там, где линия шеи плавно переходит в плечо, — прикосновение к которому всегда доводило ее до исступления. Когда он уловил судорогу, пробежавшую по ее телу, услышал ее невольный стон, натиск его губ усилился.

Холли прижалась к нему, обвила его, как гибкое льнущее растение, дрожа от нарастающего возбуждения и желания, и ощутила одежду, разделявшую их, как досадную помеху. Ей необходимо почувствовать обнаженной кожей его сильное, мускулистое тело, коснуться жестких темных завитков на широкой груди, отдаться сладостной ласке его рук.

С ее губ сорвались тихие неразборчивые слова, но Роберт мгновенно понял, чего она хочет. Сердце у него подпрыгнуло, откликаясь на просьбу Холли. Дрожащими руками он начал раздевать ее.

Уже давно он не делал ничего подобного… да и не хотел делать, признался он себе. Ему были ненавистны воспоминания о немногочисленных неуклюжих попытках забыть Холли с другими женщинами. Утопить память о ее теле в дурмане чужих ласк. Со временем он понял, что это бесполезно и — более того — наносит непоправимый вред не только его случайным партнершам, но и ему самому. Он смирился с неизбежностью и принял добровольный обет воздержания. Судьба посмеялась над ним, но он не роптал, понимая, что заслужил наказание.

Что касается Холли, то она вряд ли хранила ему верность все эти годы, наверняка у нее были мужчины. А почему бы и нет? Нравы изменились, двадцатый век не сковывал прекрасную половину рода человеческого строгими моральными правилами, освободил от замшелых догм прошлого. В наше время женщине вовсе не обязательно выходить замуж, чтобы вступить в интимные отношения с мужчиной. Однако сознание того, что у Холли могли быть любовные связи, нисколько не умаляло ни его любви, ни уважения к ней. Думая об этом, он испытывал лишь ревнивое чувство зависти к неведомым соперникам, оказавшимся умнее его. Им повезло: Холли осчастливила их своими дарами, которые он сам когда-то так легкомысленно и безрассудно отверг.

Но сейчас она здесь, рядом с ним, и он сумеет доказать, что изменился, научился ценить ее неповторимую прелесть, все то, что она отдавала ему с такой безграничной доверчивостью.

Когда она наконец расстегнула и сбросила блузку, Роберт поклялся, что превратит эти благословенные минуты в настоящее пиршество любви и обожания, в первую очередь для нее, отодвинет собственные желания на второй план, все сделает, чтобы подарить ей наслаждение, покажет, как много она значит для него. Холли повела плечами, и под прозрачной тканью лифчика обозначились темные ореолы, окружавшие ее набухшие соски.

Роберт дернулся, его словно током ударило, — непроизвольное неконтролируемое движение, — и его ладонь легла на нежную плоть внизу ее живота.

Холли глубоко, учащенно задышала, ее вздымающаяся грудь натянула легкий шелк, словно умоляя его не останавливаться, продлить ласку.

Он наклонил голову, и его горячее дыхание обожгло ей кожу. Холли замерла, глядя широко раскрытыми глазами на темные волосы Роберта. Она ощущала палящий жар его тела, чувствовала, как оно напряглось от возбуждения.

Когда его рот коснулся нежной округлости ее груди, она замерла, не в силах ни двигаться, ни дышать, закрыла глаза и беспрестанно повторяла имя своего возлюбленного, будто молитву.

Его рот на секунду оторвался от ее груди, словно досадуя на шелковую преграду, не дающую ему достичь желанной цели, и — то ли от нетерпения, то ли от чрезмерного возбуждения, мешавшего ему устранить ее, — вобрал в себя отвердевший сосок вместе с обтягивающей его тканью.