Мэри Берчелл - Такова любовь

— Терри тоже не играет, но говорит, что некоторые образцы — настоящее произведение искусства. Я рад, я так рад, потому что всегда хотел, чтобы они в конце концов попали в надежные руки, к тому, кто действительно знает в них толк.

— А как насчет Паулы? — поинтересовалась Гвинет. (Чем дальше, тем хуже! Терри положил глаз даже на эти милые сердцу старика безделушки.)

Он грустно рассмеялся и покачал головой:

— Да нет, Пауле такие штучки не по вкусу. Что делать, я ее понимаю. Она такая молоденькая и любит вещи поярче, что-нибудь более молодежное. Кроме того, знаете, шахматы — не совсем женская игра.

— Ну да. Но если Терри так интересуется этими произведениями искусства, то, может, дойдет очередь и до Паулы?

— Ну, нельзя сказать, что она вообще равнодушна к ним — ее привлекают драгоценности и тому подобное. Шахматы — это то, что надо было бы передать сыну, если бы, конечно, он у нас был. Терри хороший мальчик, — серьезно добавил старик. — Нам бы очень хотелось обрести сына в его лице.

Гвинет вертела в руках фигурку из слоновой кости и пыталась придумать какой-нибудь подходящий ответ. Старик молча наблюдал за ней, словно хотел дать ей время насладиться красотой этих изящных безделушек.

— Полагаю… — У Гвинет запершило в горле, и она попыталась прочистить его и сделала еще одну попытку: — Полагаю, вы вполне довольны будущим Паулы?

— Имеете в виду ее брак?

— Д-да.

Мистер Стейси улыбнулся сам себе:

— Думаю, это сделает дочурку по-настоящему счастливой, так что мой ответ — да, я доволен. Конечно, не хочется ее терять, но…

— Я вовсе не о том. Не о духовной стороне.

— Нет? Ну, что касается материальных ценностей, то тут Терри вряд ли можно назвать завидной партией. Я бы даже сказал, что наоборот: это ему повезло. Не могу не признать, что первое время это весьма шокировало меня. Это и еще то, что он — художник. Я-то ждал, что моя дочь выйдет замуж за солидного, надежного парня из Сити. Но, полагаю, отцам всегда хочется, чтобы их зять был из той же сферы, что и он сам. Не удивлюсь, если и твой папа хотел видеть тебя замужем за ученым мужем.

— Ну, я так не думаю, — искренне удивилась Гвинет. Она была абсолютно уверена, что у ее отца вообще не было на этот счет никакого мнения.

— Ну, может, и так. В любом случае это глупо. Из таких идей следует лишь то, что мы хотим построить жизнь дочери на свой лад и не даем ей возможности самостоятельно сделать свой выбор. Но я поглядел на все это глазами Паулы. Нельзя ждать от художника такого же поведения, как и от простых людей…

— Но это неправильно! — обескураженно воскликнула Гвинет.

Не успел мистер Стейси отреагировать на этот возглас, как к ним подошел Ван:

— Извини, Гвен, но мне только что позвонили, придется-таки поехать в офис. А ты оставайся. Я возьму машину. Думаю, это не займет слишком много времени и мне удастся управиться в срок, чтобы приехать за тобой. Но если не получится, полагаю, ты не против взять такси.

— Нет, конечно, не против, — медленно проговорила Гвинет, но она была против, да еще как против! Она была напугана и чувствовала себя брошенной и одинокой. Она даже слышала шум надвигающейся бури и первые раскаты грома. Глупо, конечно, потому что Вану не стоит присутствовать при всем этом. В таком деле муж не мог стать Гвинет опорой и поддержкой, и ей совершенно не хотелось делать свое признание при нем. Гвинет не сомневалась, что Ван все равно узнает обо всем случившемся, она не была уверена, как именно, но, скорее всего, от Терри. Но сейчас Вану лучше бы удалиться отсюда. Так что Гвинет должна быть только рада.

Но она совсем не была рада. Она вообще потеряла способность радоваться. Она как в страшном сне наблюдала за тем, как муж прощается со всеми. Потом он поцеловал ее — Ван никогда не забывал сделать это, даже если они расставались совсем ненадолго. Вот он выходит из комнаты, и раздается стук входной двери.

После отъезда Вана Гвинет совершенно выпала из общего разговора, Она время от времени выдавала «Да», или «Нет», или «Вы и вправду так считаете?», но никак не могла уловить, о чем идет речь.

Тут она заметила, как сузились глаза Терри и как подозрительно он наблюдает за ней. Она знала почему. Он понял, что она приняла решение и теперь все его будущее зависело от того, хватит ли у нее смелости претворить его в жизнь.

— Как жаль, что Вану пришлось уехать, — услышала Гвинет голос миссис Стейси. — И как раз тогда, когда мы затеяли совместный ужин. Надеюсь, это только начало. Думаю, когда Паула выйдет замуж, она станет приглашать нас к себе домой.

Все взоры обратились к Пауле, и домочадцы одобрительно заулыбались.

Гвинет наблюдала, как медленно, но неотвратимо надвигается катастрофа. Это было все равно что слышать рев готового к извержению вулкана.

— Остается только надеяться, что Паула с Терри будут так же счастливы, как вы с Ваном. — Миссис Стейси обратила свою улыбку на Гвинет.

Но Гвинет не улыбнулась в ответ. Она уставилась на миссис Стейси, глаза ее стали почти черными от страха и решимости, а лицо белым как полотно. Миссис Стейси вскрикнула и бросилась к ней.

— Не пугайтесь, миссис Стейси. Наверное, я ужасно выгляжу, но, уверяю вас, я не собираюсь падать в обморок и все такое. Просто мне нужно сказать вам кое-что ужасное…

— Гвинет! — Протест вырвался из уст Паулы, а не Терри, но она не обратила на это никакого внимания.

— Я собиралась с духом целую неделю. Конечно, нельзя было так долго тянуть, но я просто боялась. Как бы то ни было, это мой долг. Терри не может стать для Паулы законным мужем, потому что он уже женат и жена его жива-здорова. Я знаю, что говорю, потому что испытала это на собственной шкуре. То же самое Терри проделал со мной, а я в то время была намного моложе Паулы. Не могу я стоять и смотреть, как Паула совершает ту же ошибку. Не хочу, чтобы ей пришлось пережить такое: как только Терри устанет от нее, то бросит, возможно, как и меня, с ребенком на руках.

— Гвинет! — выкрикнула Паула. — Ты что, рехнулась? Что ты несешь? Ты… с ребенком… О! Не хочешь ведь ты сказать, что Тоби…

Гвинет похолодела, как это всегда бывало с ней в моменты настоящей опасности.

— Да. Тоби мой сын. Мой и Терри.

После этих слов в комнате воцарилось столь долгое молчание, что Гвинет даже подумала, не вообразила ли она себе, что сказала это вслух, как это часто случалось раньше.

Признание было сделано, но Гвинет не почувствовала никакой боли. Словно она потеряла руку или ногу и не заметила этого из-за перенесенного шока.

Первым тишину нарушил Терри, но голос его прозвучал как-то странно, будто говорил робот:

— Да, что и говорить, жаль, конечно, если миссис Онсли способна на такую выходку, но я протестую против своего участия в ней.