Джейн Арбор - Любовь на Рейне

Он спокойно и сдержанно ответил:

— Ревнивый любовник вообще не стал бы попусту тратить на вас слова, поскольку за ним всегда остается право воспользоваться более действенным методом воздействия. А вообще-то мы с вами затеяли пустой спор. Извините, мне надо отогнать машину.

С этими словами он вышел, оставив Вирджинию наедине с мыслью о том, почему спор с противником, которого никак не удается вывести из себя, оказывается намного более изматывающим делом, нежели откровенная, ничем не сдерживаемая ругань?

И все же в глубине ее души затаилось стыдливое удовлетворение: Ингрэм все же считал себя ответственным за нее — настолько, что даже допустил возможность подобным образом отчитать ее.

Наутро позвонила Лизель — якобы чтобы посплетничать о вчерашнем маскараде, но на самом деле, как догадалась Вирджиния, чтобы поговорить о Крисе Белле.

— Как вы считаете, был он мил? — озабоченно спросила девушка.

— Даже очень, — согласилась Вирджиния.

— Когда мы вернулись домой, он буквально влюбился в Изу и ее детишек, и я пообещала оставить ему одного щенка, чтобы он смог увезти его с собой в Англию.

Крис спросил, можно ли ему изредка заезжать, чтобы пообщаться с ним.

Хитрюга Крис Белл!

— Значит, просто чтобы пообщаться с Мидасом? — поддразнила девушку Вирджиния.

— Ну… — Нетрудно было представить себе румянец, вспыхнувший в этот момент на щеках Лизель. — Ну, возможно, не только для этого, хотя я и сказала ему, что, поскольку сейчас мы очень заняты, я, скорее всего, не смогу уделять ему достаточно времени. Но мне кажется, он все равно приедет. Разумеется, он и Ирму видел и посчитал ее очень даже обаятельной, Вот только сама она была не в настроении — наверное, потому, что Ингрэм, когда привез ее, не зашел в дом. Ирме все вдруг окончательно наскучило и ни с того ни с сего захотелось поехать в Бонн. Однако, возвращаясь, они опоздали на последний паром, а потому вместо этого поехали вдоль реки в сторону Бад-Хозеля и пообедали в тамошнем отеле. Да, Вирджиния, а Ингрэм застал отца Криса в вашем имении?

— В общем-то нет. Просто на машинах разминулись, — сказала Вирджиния, решая, что пора сменить тему разговора. — Кстати, Альбрехт спрашивает, когда он может взять своего щенка?

— Ах да, Дрозда. Передайте Альбрехту, что придется подождать еще несколько дней, от силы неделю. А как Ханнхен? Она возражать не будет?

Вирджиния сочувственно рассмеялась.

— Она по-прежнему бурчит себе что-то под нос, так что все мы находимся у нее в немилости. Но Ингрэм заявил, что собака нам нужна, а потому, как я предполагаю, самое большее, на что отважится Ханнхен, так это на то, что будет полностью игнорировать щенка.

— Она еще Дрозда не видела! — также хохотнув, сказала Лизель. — С такими легкими его будет очень непросто проигнорировать!

Обе женщины снова расхохотались и на том и завершили разговор.

На неделе погода снова испортилась. Изредка на небе появлялось блеклое солнце, тогда как все остальное время на холмы валил нескончаемый сырой снег.

Из-за непогоды, а также отчасти по причине того, что Ирма на пару недель отбыла в Дюссельдорф, Лизель самостоятельно приступила к традиционной весенней уборке пансиона и была сильно занята, лишь изредка уделяя пару минут на то, чтобы поболтать с Вирджинией по телефону. Та, в свою очередь, также безвылазно сидела на вилле, занятая своим собственным «блицкригом» — совершенствовалась в письменном немецком, который по-прежнему оставался ее наиболее слабым местом.

Единственным знаком внимания от Пола Белла явился присланный им букет цветов — фрезий и весенних ирисов, — доставленный из кенигсгратского магазина вкупе с его визитной карточкой, на которой была написана простая фраза: «Спасибо за приятно проведенный вечер». Вирджиния отколола карточку, немного поразмышляла над тем, следует ли ей отнести цветы в свою комнату, но затем демонстративно водрузила их прямо в центре холла. Ингрэму это должно пойти на пользу, подумала она.

В конце недели на виллу примчалась Лизель, наконец-то доставившая своего щенка. По ее словам, от Криса Белла она также не получила никаких вестей.

— Ну что ж, — со вздохом проговорила девушка, — наверное, для него это был просто еще один заурядный вечер. — Однако затем она заметно приободрилась, когда Вирджиния поделилась с ней своей мыслью о том, что жизнь в бревенчатой хижине на Зигкрейс, судя по всему, была отнюдь не простым делом и не оставляла ее обитателям ни минуты свободного времени.

— Вы хотите сказать, что если бы у них был телефон?.. — с надеждой спросила Лизель.

— Я просто уверена, что, будь у них телефон, Крис обязательно позвонил бы, — успокаивающе проговорила Вирджиния, полностью убежденная в том, что не ошибается на этот счет.

Ханнхен демонстративно не явилась на инструктаж, который Лизель провела с Вирджинией и Альбрехтом на тему условий содержания щенка.

После этого Альбрехт был предоставлен самому себе; при этом его задача по скорейшей акклиматизации нового жильца отнюдь не облегчалась зловещим ворчанием Ханнхен насчет «никому не нужных собак» в доселе безупречно чистом доме.

В тот вечер Вирджиния улеглась спать так и не дождавшись возвращения Ингрэма. Немного почитав, она наконец уснула, но затем опять проснулась, услышав какой-то странный звук, походивший на пронзительное «И-и-и…», в котором было что-то от писка ушастой совы.

Щенок! Вирджиния села в постели и прислушалась. «И-и-и…» Опять то же самое. Альбрехт наверняка не мог его услышать, а потому она решила сходить и посмотреть, в чем там дело. Однако к тому времени, когда Вирджиния всунула ноги в шлепанцы и накинула халат, призывный щенячий «SOS» уже затих — причина происшедшего стала ей понятна, когда она увидела полоску света, пробивавшуюся из-под кухонной двери. Когда Вирджиния приоткрыла створку двери, ее взору предстала фигура Ханнхен, пересекавшая кухню со стороны судомойни с щенячьей корзиной в руках.

Обе застыли на месте как вкопанные, пока Ханнхен наконец не проговорила — ворчливо и вызывающе, словно ее застали на месте преступления:

— Ну и муженек у меня! Если уж заснет, то спит как убитый. А нам лежи и слушай, как скулит эта кроха, которую от мамаши-то еще не надо было отрывать.

С этими словами она проследовала к объекту своей неизменной радости и гордости — громадной центральной печке, сделанной из бронзы и чугуна, — после чего опустила корзину со щенком на пол и распахнула печную дверцу.

— Я тоже его услышала, бедняжку, — осмелилась вставить Вирджиния.

— Да кто же такое не услышит — разве что только Альбрехт, бревно эдакое, — презрительно пробормотала Ханнхен, с шумом разгребая угли. — Малыш, конечно, замерз, а потому и закричал, как любой другой младенец. И кто же теперь о нем позаботится? Только вы, фрейлейн, да я, больше некому. Уж конечно не эти двое важных мужчин, из-за которых он здесь появился. Ни Альбрехт, ни герр Ингрэм — нет уж!