Джина Кэйми - Измены

Но Лара не сдавалась. Она решила вернуться в театр Нью-Йорка. Пат согласилась подобрать пьесу, в которой Лара сможет вновь завоевать свою репутацию драматической актрисы. Она понимала, что критики точат свои ножи против нее. Каждый надеялся, что она упадет на свою прославленную задницу.

Но в той панике, в какой Лара пребывала, ей ничего не оставалось делать, как доказать раз и навсегда, что она была больше чем «лакомый кусочек».

Она проснулась от собственного крика. Сердце бешено билось. Лара вскочила вся в холодном поту, лицо залито слезами. В голове ее раздавались детские крики. Ребенком в ее сне — вдруг осознала Лара — была она сама. Она была маленькой девочкой с кудряшками, в красном платьице в мелкий горошек.

В первый раз кошмар, преследовавший ее потом всю жизнь, задержался в сознании как кусочки игры-загадки — поднос с молоком и сандвичами, неподвижная фигура в кресле, блики света, бегающие по потолку, разбивающие вспышками темноту в комнате, уставившиеся в одну точку безжизненные глаза.

Лара включила лампу на прикроватном столике. В мозгу вспыхнул пугающий образ матери. Она увидела себя, сидящей у нее на коленях и наблюдающей за огромной толпой людей, снующих по улице за окном. Воображение было настолько четким и ясным, что она вспомнила надпись на магазине напротив окна: «Христос Спаситель».

Лара всегда считала, что крест в ее сне был просто каким-то символом. Теперь она твердо знала, что крест был реальным. И это был единственный ключ к той жизни, которая была много лет назад. Фрагмент за фрагментом стали складываться в голове события той ужасной ночи.

Она вспомнила, как она с такой аккуратностью делала сандвичи, чтобы мама снова полюбила ее. Она никак не могла вспомнить, что она натворила, что так расстроила маму, а только тот восторг, который испытывала, когда несла поднос к ней, и тот ужас, который ощутила, увидев маму в том страшном состоянии. Ее крики призвали хиппи, которая жила этажом ниже и была всегда очень добра к ней. Имя хиппи было что-то наподобие Эйли… или Элайн… или Элен. Точно, Элен, так называла ее мисс Прескотт. Последнее, что могла вспомнить Лара, это то, как мисс Прескотт укладывает ее в постель с обещанием разбудить, когда приедет доктор. Но утром, когда она проснулась, мама уже ушла навсегда.

Слезы опять потекли из глаз Лары, когда ее вина, похороненная в детстве, снова стала жечь изнутри. Если бы она не уснула, она бы остановила их и не дала отобрать у нее ее маму. Она наконец поняла, что все эти годы обвиняла себя в том, что случилось с матерью. Лара даже убедила себя, что стала причиной ее болезни, и эта мысль была настолько болезненной, что стала ее манией.

Но сколько бы она ни пыталась, она не могла вспомнить события предшествовавшего дня. В памяти только осталось, как мама закручивает ей волосы в локоны и наряжает в новое платье. Она кажется такой счастливой. Они куда-то едут. Но куда?

Лара откинулась назад на подушки. Оставалось еще столько безответных вопросов. В какую психиатрическую больницу отвезла мисс Прескотт ее маму. Какое там с ней было обращение? Как она умерла? Она даже не знала, где похоронена мать. Прескотт никогда не выдавала никакой информации, а Лара сама никогда не расспрашивала о смерти матери, потому что не хотела знать. Все двадцать лет она убегала от правды. «А сейчас, — подумала Лара, — настало время узнать правду».

Она решила восстановить события дня, когда заболела ее мама. В надежде, что дом, в котором они жили, вызовет новые воспоминания, Лара принялась искать световую рекламу. У Лары от неожиданности открылся рот, когда она увидела огромный крест в нескольких кварталах от своего дома. В то утро она уже была в двух магазинах с надписью «Христос Спаситель», но ни на одном из них не было того креста, который был в ее памяти. Она уже стала думать, что это действительно было символикой. Но теперь он был на самом деле: горящая полоса света, подвешенная над бетонной аркой.

Она ускорила шаги. Прошла квартал многоквартирных домов, поставленных на реконструкцию, — все окна были закрашены белой краской, Даже если разыскиваемый ею дом стоит, было невероятным, что Элен все еще владеет им. Но Лара надеялась, что компания, собственностью которой является дом, хранит записи его бывших владельцев и, может быть, сможет назвать фамилию Элен и ее адрес.

Ее попытки связаться с единственным свидетелем той ночи оказались бесполезными: Прескотт принимала участие в кампании сенатора Кинсли. В штаб-квартире Ларе сказали, что они вернутся в Нью-Йорк через несколько недель. Но она была твердо уверена, что даже по возвращении мисс Прескотт не окажет ей никакой помощи. Копию сертификата о смерти матери, затребованную ею в Бюро по регистрации рождения и смерти, ей вышлют в течение месяца. Только тогда она сможет наконец докопаться до того, где и как умерла ее мать.

Лара подошла к пятиэтажному строению, расположенному напротив магазина с надписью. Это должен быть тот дом, в котором она жила в детстве. Изображение креста, неизгладимо запечатленное в ее памяти, могло быть видно только из этих окон. Фасад дома остался нетронутым, однако внутри него остались только стены. Это подхлестнуло ее слабую надежду на то, что Элен все еще может быть владелицей этого дома.

Фургон, на котором красными буквами было написано «Блейк Рилти», подъехал и остановился у обочины. Лара списала с рекламы номер телефона, поймала такси и отправилась домой.

Она сняла квартиру на спокойной озелененной улице. Не снимая плаща, она быстро набрала номер телефона.

— Мисс Блейк сейчас нет на месте, — ответили ей, когда Лара объяснила цель своего звонка. — Если хотите, я оставлю ей записку.

Лара назвала свое имя и номер телефона.

— Пожалуйста, скажите ей, что это очень срочно, — добавила она и положила трубку.

Она пошла на кухню, чтобы приготовить себе ленч, когда зазвонил телефон.

— Лара? Пат. Я такое нашла — прекрасная пьеса для тебя. Называется «Яркий свет, темные тени». Это драма в стиле экспрессионизма о взлете и падении секс-символа Голливуда.

— Прямо будто обо мне, особенно вторая часть с падением, — заметила Лара со смешком. — А кто автор. Известный или это какой-то молодой талант?

— Ой, подожди, звонят по другому телефону, — затараторила Пат. — Сейчас, минуточку.

Она закрыла трубку и посмотрела на Кала, стоявшего у стола напротив нее.

— Что она говорит? — спросил он.

— Она хочет знать, кто автор пьесы.

— Я же говорил тебе, что это не сработает.

Пат отмахнулась от него.

— Послушай, Лара, — сказала она в трубку. — У меня на том телефоне висит потенциальный ангел, поэтому есть только секунда на разговор с тобой. В общем так: я пришлю тебе с посыльным пьесу. Позвони мне, как только прочтешь. А было бы лучше, если бы ты пришла в театр около шести, мы бы смогли поговорить о ней.