Джина Кэйми - Измены

В «спальне» голубые флакончики с гелями бросали свои полуночные отблески, создавая дополнительную иллюзию того, что время повернулось вспять и они снова вернулись на Сорок шестую улицу. Даже при тусклом свете кожа Лары светилась, а большие светло-серые глаза излучали тепло. В ней осталась та аура какой-то утонченности, которая всегда делала ее бесконечно желанной для него. Она была неотразима.

Находясь на противоположном от него конце сцены, она почувствовала на себе взгляд Кэла: нежный и ласковый. Каждый шаг, приближающий его к ней, отдавался в ней. Она ощутила жар, словно кто-то вдруг включил лампы накаливания. Свет тускло освещал его большое мускулистое тело, оно казалось такого же цвета полуночной синевы, как и его глаза.

— Мне кажется, что ты очень волнуешься во время любовной сцены, — произнес Кэл, стараясь справиться с волнением. — Как ты думаешь, отчего это происходит?

— Я не знаю.

Лара непроизвольно отодвинулась, он стоял так близко, что ее ночная сорочка уже не казалась театральным костюмом, кровать перестала быть просто декорацией.

— Это очень трудная для меня сцена.

— Последние сцены третьего акта, где ты доходишь до нервного расстройства, в несколько раз сложнее, однако ты очень естественно сыграла их, с такой искренностью и глубиной чувств. Чем ты можешь это объяснить?

— Это просто. Я прошла через это и знаю, на что это похоже.

Его губы искривила усмешка.

— Ты мне говоришь, что не знаешь, что такое первая любовь?

Лара стала стягивать парик.

— У меня остались смутные воспоминания об этом, — ответила она как-то весело и легкомысленно.

— А я помню все, словно это случилось вчера, — выдерживая рабочий тон режиссера, он словно высек эти несколько слов. — И единственное, чего ты никогда не делала, когда мы были вместе, — это не сдерживала себя: ты всегда была раскрепощенной. Я не имею в виду секс, я говорю о твоих эмоциях. И из-за этого у тебя сейчас не получается эта сцена: ты вся зажата.

— Я стараюсь, но у меня не получается. Я не могу!

Их глаза встретились.

— Чего ты боишься, Лара?

— Я ничего не боюсь, — упорствовала она. — Я просто не могу ничего чувствовать. Эта сцена не возбуждает меня, оставляет холодной.

— В самом деле? — Кэл присел на край кровати. — А я думал, что все совсем наоборот. Эта сцена слишком близка тебе, ты должна хорошо в ней себя чувствовать. Она возвращает тебе те чувства и воспоминания, которых ты боишься. — Кэл с нежностью наклонился к ней. — Наши с тобой чувства.

Лара отпрянула.

— Если ты перейдешь на личности, Кэл, я уйду.

Воцарилась тишина. Кэл был расстроен, но пытался держать под контролем свои чувства.

— Почему ты не хочешь, чтобы я говорил об этом?

— Я ухожу!

Прежде чем она смогла сдвинуться с места, он обнял ее и притянул к себе.

— Я люблю тебя, — грубо, почти со злостью сказал он. — Я знаю, что ты не хочешь слышать этого, но это так. Я никогда не переставал любить тебя, хотя и пытался это сделать. И ты все еще любишь меня, хочешь ты этого или нет. — Он обнял ее еще крепче. — Ты помнишь, было время, когда мы делали все, чтобы не влюбиться друг в друга? Но этого не получилось — ни у тебя, ни у меня.

Его губы потянулись к ее, а руки прижимали ее к себе с такой силой, словно он пытался слиться с ней в одно целое. Его поцелуй был горячим и страстным, почти безумным. Это состояние Кэла передалось ей. Она почувствовала, что ее губы начинают согреваться и ощутила дрожь его тела. Страстное желание, с которым она так боролась и которое она познала только с ним, съедало ее изнутри. Все барьеры, возведенные ею, стали разрушаться; все кричало в ней, зовя открыться ему навстречу. Но она все еще не могла довериться ему.

Она почти с яростью оттолкнула его. Он тут же снова сгреб ее в свои объятия.

— Нет… не надо!

Его поразил ее голос: он словно плакал.

— Хорошо, — сказал он ласково и успокаивающе. — Не буду.

И он взял ее руку, будто опасаясь, что она убежит. Вокруг них воцарилась тишина, нарушаемая только их нервным дыханием.

Наконец Кэл сказал:

— Лара, я могу понять, почему ты боишься вновь полюбить меня. Я понимаю: я очень обидел тебя. Но в то время я чувствовал, что у меня не было другого выхода. Я старался восстановить справедливость и поэтому решил вычеркнуть тебя из своей жизни, чтобы сохранить семью. — Его теплые дрожащие руки переплелись вокруг нее. — Но теперь все изменилось. Мы наконец-то можем быть вместе, жить вместе так, как ты всегда хотела.

— Нет, теперь все слишком поздно. — Она отдернула свои руки. — Я не смогу забыть прошлого так легко, как сделал это ты.

— Я никогда не забывал прошлого! — Злость, рожденная крушением надежд, вырвалась из-под его контроля. — Я живу с теми ошибками, которые совершил. Я понимаю, что не смогу изменить того, что случилось, или снять боль, которую я тебе причинил, но не только ты страдала!

Удивленная неподдельной душевной мукой в его голосе, Лара внимательно посмотрела на Кэла. В первый раз за последнее время за всеми страхами и недоверием, которые она чувствовала к нему, она увидела, что с ним сделала та жизнь, которую он избрал. Преждевременные морщины избороздили все его лицо, резко поседевшие волосы и особенно темные круги вокруг глаз свидетельствовали о цене, которую он заплатил. Она всегда считала, что его выбор принес страдания только ей. До этого момента ей и в голову не приходило, что он тоже страдал.

— Лара, очень немногим счастливчикам удается получить второй шанс в своей жизни. Мы могли бы быть счастливы вместе. Но для этого ты должна расстаться со своим прошлым.

— Всю жизнь я старалась освободиться от своего прошлого, — сказала Лара с отчаянием в глазах. — А как делаешь это ты?

— Принимаю его, — сказал Кэл.

И он увидел, что она еще не готова к этому.

Роберт Стоун сидел в последнем ряду театра, наблюдая за репетицией. Для него не составляло большого труда понять, что Лара Лайтон была чертовски хорошей актрисой. Кто бы мог подумать? Когда-то он и сам был неплохим актером, пока не осознал, что с его ординарной внешностью и фигурой ему навсегда уготована судьба играть второстепенные роли. И он решил использовать свое актерское мастерство в качестве детектива. Теперь ему нравилось казаться в глазах своих клиентов Марлоном Брандо.

Так как последние несколько недель Лара была постоянно занята на репетициях, она наняла Стоуна закончить поиски доказательств, подтверждавших, что Картер Кинсли ее отец, и раскрыть его причастность к нервному потрясению и смерти ее матери. Информация, добытая им, была сложена в папку, которая сейчас лежала у него на коленях. Он дождался, пока Лара закончит репетицию, и подошел к ней.