Труди Пактер - Экранные поцелуи

Она увидела его сразу же, как только открыла дверь. Он сидел перед зеркалом, освещенным лампочками без абажуров, и пил красное вино из кружки, которую она обычно использовала, когда чистила зубы.

— Почему ты здесь? Ты получил мое письмо?

— Получил, — ответил он и пододвинул к ней открытую бутылку. — Может, нальешь и себе? Тогда и поговорим.

Она села на тяжелый, обитый парчой диван, который предоставило ей руководство театра, и начала стаскивать парик.

— Ничего из этого не выйдет. Что бы ты ни говорил, ничего у нас не получится.

— Почему, Рэчел? — спокойно произнес он. — Скажи, почему у нас ничего не получится?

Рэчел почувствовала, как ее охватывает отчаяние.

— Послушай, ты же прочитал мое письмо. Да ты и сам все знаешь.

Он со стуком поставил стакан.

— К черту письмо. Письма — это для малознакомых людей. Если моя возлюбленная считает, что мы должны расстаться, я хочу слышать это от нее самой.

Рэчел ощутила, что уверенность начинает покидать ее.

— Боб, — произнесла она дрожащим голосом, — мы ведь все это уже проходили, давно, в Лос-Анджелесе, когда расставались в первый раз. Надо ли к этому возвращаться?

Он встал, провел рукой по взлохмаченным черным волосам. Рэчел поняла, что от разговора не уйти. Сделала глубокий вдох.

— Ты тогда сказал, что не сможешь со мной жить, если я буду играть на сцене. Ну так вот, я не собираюсь бросать театр. Просто не могу. Так же, как не могу избавиться и от своих чувств к тебе.

— Так вот в чем дело. Ты будешь играть в театре. Мы будем жить отдельно… Ты, значит, этого хочешь.

Глаза ее наполнились слезами.

— Конечно, я этого не хочу. Но у меня ведь нет выбора, так?

Он подошел к ней, схватил за руку. Глаза горели гневом.

— А тебе не приходило в голову, что за это время кое-что могло измениться?

Она отступила, потирая локоть.

— Что могло измениться?

Наступило молчание. Потом он поднял глаза, и она увидела в них не гнев, а боль.

— Я изменился.

Рэчел сидела на диване в грубом костюме времен войны. Освобожденные от парика волосы падали на плечи беспорядочными завитками. Она чувствовала себя неряшливой, неловкой и беззащитной. Указала рукой на стул:

— Сядь, выпей еще вина и расскажи мне, в чем ты изменился.

Он сел рядом с ней на диван.

— Ты мне не веришь.

Сердце гулко стучало в ее груди. Она проклинала свое тело. Двадцать четыре часа назад она была в постели с этим человеком. Она все еще никак не избавится от привычки любить его. Усилием воли она выпрямилась, перевела дыхание.

— Конечно, не верю. Ты же старомодный ирландец, Боб. Тебе нужен старомодный брак со старомодной женой. А я не такая и не могу стать такой.

Он провел рукой по лицу.

— Старомодный брак… Можешь смеяться, если хочешь, но это как раз то, что было у меня с Клаудией. Мы и поженились только потому, что она пообещала отказаться от своей профессии. И, надо отдать ей должное, сдержала слово. Проблема лишь в том, что я не любил ее. Она могла хоть на голову встать, это все равно ничего бы не изменило.

Рэчел потянулась за сигаретой, но он остановил ее.

— Не надо, — сказал он мягко.

Она взглянула на него и снова почувствовала, что собственное тело предает ее.

— Почему ты не хочешь дать мне сигарету?

— Потому что мне нужно полное внимание.

Он взял ее руки в свои. Как только он до нее дотронулся, Рэчел почувствовала, что пропала.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Все остальное не имеет значения. Если тебе вздумается сплясать голой на столе или баллотироваться в президенты Соединенных Штатов, меня это не волнует. Меня волнует только одно — не оставишь ли ты меня опять.

Рэчел как бы смотрела на себя со стороны. И видела себя не героиней, не талантливой актрисой, а женщиной. Любящей женщиной. Женщиной, находящейся целиком во власти своих чувств.

— Я тебя не оставлю, Боб. Теперь нет.

Он притянул ее к себе. Теперь она поняла, кто она такая: Рэчел Келлер — женщина и актриса. Поиски закончились.

На Бали старая китаянка-прорицательница гладила кота и смотрела на огонь. На мгновение одно полено разгорелось ярче остальных, посылая вверх целый сноп искр.

Марта Чонг нахмурилась.

— Успокойся, Клаудиа, — проговорила она вполголоса, как бы обращаясь к самой себе. — Не видишь разве, теперь между вами все кончено.

Полено вспыхнуло еще ярче и раскололось, издавая звуки, похожие на взрывы.

Пожилая женщина тяжело вздохнула:

— Ох уж эти туристы… Ну почему я не промолчала и не оставила себе те деньги?