Синтия Пауэлл - Покоренный дикарь

— Ты идиот. Ты ничего не понимаешь. Немедленно увези ее отсюда.

Маршалл покачал головой:

— Прости, старик. Я тут ни при чем. Это была ее идея. Я просто встретил ее в аэропорту и привез сюда. Это единственное, чем я мог ей помочь. А теперь единственное, что ты можешь сейчас сделать, это быть хорошим мальчиком и не отказываться от лекарства.

Не успел Бренд ответить, как Маршалл уже сидел в кабине и заводил свой фургон.

А Фалин стояла прямо перед ним. На расстоянии вытянутой руки.

Но, вместо того чтобы притянуть ее к себе, Бренд скрестил руки на груди и сухо спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Фалин глубоко вдохнула. Однажды ей уже пришлось преодолеть свой страх, чтобы доказать ему свое доверие. Теперь ей было еще труднее это сделать.

Бренд выглядел рассерженным. Его резко очерченное лицо, небритое, осунувшееся, было суровым, глаза светились неприветливым огнем. Он расстался со своим длинным хвостом, и волосы торчали во все стороны, придавая ему еще более дикий вид, чем обычно.

Фалин не знала, как он отреагирует на ее слова. Единственное, что она знала, это то, что ей следует доверять своим инстинктам. Забыть об осторожности и рискнуть.

— Я люблю тебя, — просто ответила она.

Их глаза встретились. Фалин чувствовала, что ее сердце готово выпрыгнуть из груди.

— Ты не должна. Я приношу женщинам несчастье. Прошлое не раз доказывало мне это. Предупреждаю тебя, женщина, тебе лучше убраться отсюда, пока не поздно.

Фалин не пошевелилась. Она не позволит ему снова выгнать ее. Это будет непоправимой ошибкой.

— Слишком поздно, — твердо ответила она. — Я остаюсь.

— Может быть, ты меня не поняла? Я хочу, чтобы ты уехала.

— Так не пойдет, — сказала Фалин. — Я уйду только в том случае, если ты скажешь мне, что не любишь меня. Если ты действительно хочешь отделаться от меня, тебе будет несложно это произнести.

Бренд откинул назад волосы, на его лице отразилось мучительное сомнение.

Фалин видела, какая борьба происходила в нем в этот момент. Она затаила дыхание, надеясь, что победу одержит любовь.

— Ты хочешь услышать это? Хорошо. Да, я люблю тебя. Я очень сильно люблю тебя и хочу, чтобы ты уехала. А теперь — уезжай.

Фалин не могла произнести ни слова. Он любит ее! Все остальное не имело значения. Теперь она смогла бы вынести что угодно. Она протянула руку и погладила его по щеке.

— Нет, я не уеду.

Он со стоном поймал ее руку и с силой прижал к своему лицу:

— Что ты делаешь? Я не могу с тобой долго бороться.

— Тогда послушайся собственного совета. Не пытайся с этим бороться. Живи с этим.

— Но я должен быть уверен, Фалин. Что заставило тебя вернуться ко мне?

— Вера, — прошептала она. — Ты должен иметь ее. Ты же сам научил меня этому. Вере и доверию. Это самое лучшее, что есть у нас.

— Ты правда хочешь остаться? Жить со мной на ранчо? Навсегда? В горе и в радости?

В горе и в радости? Она не слышала более прекрасных слов. Фалин хотела поскорее оказаться в его объятиях, прижаться к нему и забыть обо всем. Но сначала ей нужно было понять, почему Бренд хотел, чтобы она уехала. Она должна услышать, что он скажет.

— Бренд, — прошептала она, сжимая его руки. — По поводу той, последней, ночи…

— Фалин, я не хотел, чтобы ты уезжала, но я подумал, что так будет лучше для нас обоих.

Он медленно покачал головой, пытаясь объяснить ей:

— Я настолько привык к расставаниям, что даже не мог представить себе, что с тобой может произойти иначе. Я начал думать, что проблема кроется вовсе не в уединенности ранчо, а во мне самом.

— Я понимаю.

Он выпустил ее руки и крепко обнял, прижимая ее к себе, пока их тела не стали единым целым.

— Фалин, ты так и не ответила мне. Ты будешь со мной всегда — и в горе и в радости? Ты станешь моей женой?

У нее перехватило дыхание. Она чувствовала близость его сильного тела, а в его глазах она прочитала любовь. Как же она могла жить без него все эти долгие две недели? Ее осенило, что она вовсе не жила. Она находилась словно в тумане. Все эти дни были сплошным кошмаром. И только сейчас она наконец проснулась.

— Да, — сказала она. — Я стану твоей женой.

Бренд нежно взял ее лицо в ладони:

— Боже, как же я скучал по тебе! Я не мог выкинуть тебя из головы. Женщины ненадолго задерживались на этом ранчо. Но, может быть, они просто были не теми, кто мне был нужен. А ты именно та.

— Правда? — спросила она. — Я именно та, кто тебе нужен?

Бренд усмехнулся:

— По крайней мере, ты была самой упрямой из них. И ты единственная, кто осмелился подойти к Фэнгу. Я думаю, он уже давно хотел мне что-то сказать. Просто я никогда не слушал его.

— Фэнг? — улыбнулась Фалин. — Он тоже скучал по мне?

Бренд подошел к загону и открыл дверцу. Фэнг выскочил наружу, подбежал к Фалин и принялся облизывать ее.

Фалин наклонилась, чтобы потрепать его:

— Спасибо, что так радуешься мне.

Бренд снова обнял ее.

— Я не должен был спорить с мудрым животным, — сказал он. — Фэнг пытался надоумить меня. Он отказался от еды — устроил голодовку, чтобы вернуть тебя.

Фалин озабоченно взглянула на тигра:

— А сейчас с ним все в порядке?

Бренд улыбнулся:

— Киска, теперь все в порядке.

Ее пульс забился сильнее. Она почувствовала, как по ее лицу разливается приятное тепло, распространяясь по всему телу. Воспоминания промелькнули у нее перед глазами, отдельные картины: Бренд в лунном свете, Бренд рядом с ней на скомканных простынях…

— Осторожнее, женщина, — предупредил он ее. — Ты знаешь, что может произойти, когда ты так смотришь на меня?

Фалин откинула голову назад, закрывая глаза. Бренд издал тихий стон и наклонился к ней.

Она раздвинула губы, покоряясь его настойчивости, и их поцелуй сделался еще глубже, сильнее, безумнее.

Но тут Бренд отпрянул от нее:

— Ты уверена, что хочешь выйти за меня замуж?

Она кивнула:

— Абсолютно. Так на чем мы остановились?

Он продолжал:

— А как же твоя работа?

Фалин улыбнулась:

— Камера — очень удобная вещь. Ее можно возить с собой.

— Но ты очень талантливая, чтобы вот так все бросить. Я согласен иногда делиться тобой с Нью-Йорком. Только ненадолго, — тут же признался он.

Фалин готова была заплакать, тронутая его заботой.

Она дотронулась до его волос, не таких длинных, но таких же выгоревших и растрепанных. Несколько непокорных коротких прядок упали ему на лоб.

— Что случилось с твоими волосами?

— Назови это символическим жестом. Начало новой жизни.

Фалин кивнула. Тут глаза ее расширились от внезапной мысли, пришедшей ей в голову.

— Я не могу даже представить, что будет с Вэйлом, когда он узнает обо всем этом. Наверное, развернет рекламную кампанию под лозунгом «Тарзан держит фоторепортера в заложницах в уединенном любовном гнездышке».