Эмили Джордж - Последний романтик

— Птаха собирает вещи. Она переезжает из дома Этель в ту маленькую комнатку в нашем доме. Правда, в комнатке раньше была кладовка, но я привела ее в порядок.

— Тебе нужна компаньонка или повар, О'Брайен? — Люк демонстративно поставил обгоревшую кастрюльку в мойку.

— Птахе страшно в пустом доме, — сказала Джей ровно.

Люк с любопытством наблюдал за тем, как Джей, обваляв кусочки цыпленка в муке и сухарях, посыпала их специями.

— Птаха сказала, что ее сестра совершенно измучена. Этель может пробыть в Вайоминге неделю или больше, а может быть и месяц. Я сказал, чтобы она не беспокоилась. Этель скоро не вернется, но от Птахи вряд ли будет много толку.

Он скрестил ноги, обутые в высокие, шнурованные до лодыжек ботинки и весело добавил:

— Так что придется тебе готовить, О'Брайен.

Джей выложила цыпленка на сковородку. Ей была ясна причина веселья в голосе Люка. Он, конечно, понял, кто сжег кастрюльку. Подумаешь, забыла налить в нее воды, перед тем как ставить на огонь. Смешно доказывать, что ее место вовсе не у плиты, должна же она, в конце концов, есть!

— Я буду готовить, — смиренно произнесла она, что почему-то Люка совсем не впечатлило.

Однако вскоре она наслаждалась изумлением, в которое привело Люка блюдо с идеально зажаренным цыпленком и безупречно взбитым картофельным пюре, не считая жареной кукурузы, оладий с яблочным джемом и помидорного салата. Однако, разворачивая салфетку на коленях, она подумала, что Люк скорее откусит себе язык, чем похвалит ее стряпню.

— Где Птаха? — спросил Люк.

— Я звала ее обедать, но она сказала, что поест в своей комнате.

— Этель обычно делала сметанный соус к цыпленку.

Джей перехватила взгляд Люка, брошенный на угол стола. Должно быть, там всегда сидит та самая сестра, к которой уехала Этель. Тоже, наверное, умеет делать сметанный соус. Но Джей удержалась от язвительных замечаний.

— Только не говори мне, что ты фанатка здоровой пищи. Я люблю мясо.

Может, ему и нравится мясо, но скорее всего в сандвичах. Сама невозмутимость, она протянула Люку салат.

— Все приемлемо в разумных объемах, — сказала она. — Мой отец и Кенни — врачи, мать — медицинская сестра, а Логан учится в медицинском колледже. Я знаю о закупорке сосудов больше, чем хотелось бы.

Люк оторвался от еды.

— Кенни и Логан?

— Мои братья.

— Двое, или есть еще?

— Да, еще двое. Блейн изучает биологию в Йове, а Брендон биохимию в университете.

— О'Брайен, твоя семья знает, что ты вышла замуж?

Джей сделала вид, что поглощена отделением куриного мяса от косточки. Помолчав, она неохотно ответила:

— Мать и отец женаты тридцать семь лет. Они считают, что сначала необходимо долго ухаживать за девушкой, потом познакомиться с родителями, потом обручиться, завершив всю мороку пышной свадьбой. На свадьбу Кенни и Кесси пригласили больше трехсот человек.

— Александр ездил с тобой на Рождество знакомиться с семьей, так, О'Брайен?

— Конечно нет. Он и его дочь Керри провели праздники с родителями умершей жены Бартона. Бартон — вдовец, Люк.

Она почему-то избегала встречаться с Люком взглядом.

В гостиной гулко били часы. Дождавшись последнего удара, Люк мрачно спросил:

— Так когда же ты представила его родителям как будущего мужа, О'Брайен?

— В День Благодарения, — сказала она. — Мы отправили Керри с друзьями на лыжную прогулку и полетели в Айову на уик-энд. Но мы ничего не говорили о браке.

— Почему?

Джей всем своим видом показывала, как ей неприятен этот разговор. Скорее бы Люк прекратил допрос и вспомнил про обед. Ей нестерпимо захотелось оказаться дома, в Денвере, и лучше бы во времена, предшествующие ее знакомству с Люком. Люк молча смотрел на нее. Пришлось ответить:

— Трудно объяснить. Понимаешь, мама хранит свое подвенечное платье для меня. Она хочет увидеть меня в нем на свадьбе. Нет, она бы не поняла, почему мы собираемся зарегистрировать брак в мэрии, без лишней помпы.

— Тебе придется сказать ей когда-нибудь.

— Это проблема. Но сначала надо развестись, ты забыл?

— Такое не забывают.

— Нет, не понимаю, что… что заставило меня выйти за тебя замуж! Я была в своем уме, твердой памяти и абсолютно трезва. Мне никто не приставлял револьвер к виску. В нашей семье никогда не было психических заболеваний. О чем я думала?

— О том же, о чем и я, дорогая.

— Если ты о сексе, то, чтобы им заниматься, не обязательно выходить замуж!

— Не похоже, что ты была создана для случайного секса, — сказал Люк. — Но я действительно слишком хотел тебя.

— Понимаю, — согласилась Джей.

Во всем виновата эта проклятая родинка и моя глупая нижняя губа. Они все с ума сходят, когда смотрят на мой рот, подумала она и воскликнула:

— Не все ли равно, сколько у меня было мужчин — один или дюжина! Все вы видите только мои губы. Неважно, что я при этом говорю! Ну, спасибо тебе, Ника и за пухлые губки и за милую родинку!

— Ника?

— Это мамина родня. Она была русской аристократкой, мама хранит ее портрет. — Джей вдруг засмеялась. — Мне достались русские губки с родинкой, и теперь я выгляжу, как девушка месяца из порножурнала. Как ты думаешь, при такой-то внешности легко убедить какого-нибудь самца, что и с интеллектом у меня все в порядке?

— Мне тоже нравится твои губы.

— Все мужчины одинаковы. Почему это только братья замечали, что у меня мышиный цвет волос, анемичное лицо, глаза-буравчики и нет бровей, рук и ног. — Джей уже здорово веселил их разговор. — А вот остальные видят только губку с родинкой.

— Еще бы! Такую губку! Если б я не увидел тогда эту чудесную родинку, я бы пальцем не пошевельнул, чтобы спасти тебя от лошади!

Джей замахнулась на него вилкой.

— Грех смеяться над трагедией всей моей жизни! Из-за проклятого пятнышка я работаю больше, чем десять здоровых мужиков. Смотри, мужчина надевает костюм под цвет глаз и все спокойно наслаждаются его видом. А я надену платье посимпатичней, и тут же какой-нибудь пошляк норовит шлепнуть меня по заднице. Или обвинить в использовании сексуальности для защиты клиента. Когда мужчина выигрывает дело, все восхваляют его способности. Выиграю я, всегда найдется кому сказать, что я флиртовала с присяжными. Газеты обсуждают юридические доводы моих коллег-мужчин и… мою прическу. Думаешь, просто всю жизнь только и делать, что самоутверждаться?

— Мы все только этим и занимаемся, — сказал Люк, намазывая масло на оладью. — Возьми хоть меня. Я всю жизнь был задирой. Я бил мальчишек, у которых отцы служили в армии. Они меня ненавидели за то, что мой отец был офицером. А я доказывал, что я не тряпка. Потом я собрал банду таких же хулиганов, себе под стать. Доказывал, что круче отца. И по его стопам не пошел, хотя Вест-Пойнт по мне плакал.