Патриция Нолл - Два купидона

Кэрри опустила щенка на пол — малыш заковылял прямо к миске с едой — и вернулась в кухню, хоть и не особенно надеялась, что ее четвероногий питомец останется «у себя». Конечно же, ему будет одиноко, и он начнет искать компанию. И тут она заметила: внизу кухонной двери проделана небольшая лазейка — специально, стало быть, для щенка. Уилл уверял ведь, что он уже обучен, как жить в доме. Но она сомневалась — такой малюсенький. Ну, свобода передвижения ему обеспечена.

Домоправительница взяла сумку и приготовилась уходить. Кэрри наконец представилась возможность как следует рассмотреть ее — в спальне свет был притушен. Маленькая, крепкая, с коротко стриженными мягкими серебристо-седыми локонами и живыми, яркими глазами.

Эдит взглянула на Кэрри и усмехнулась.

— Добро пожаловать в дом сюрпризов. Мы здесь никогда не знаем, что произойдет в следующую минуту.

— Ох, не шутите так, — вздохнула Кэрри. — А где… где же мать? Спит в другой комнате или…

— Об этом лучше пусть Уилл сам вам расскажет. — Миссис Уиггинс чуть-чуть нахмурилась, открыла сумку и достала ключи от машины. — Спокойной ночи, — пожелала она, направляясь к парадной двери.

Кэрри осталась в кухне одна, недоуменно глядя ей вслед: интересно, почему она не захотела ответить? А кухня просто очаровательна: мебель отливает всеми оттенками натурального дерева; стены весело сверкают свежей солнечно-желтой краской. Дом не новый, но заново отделан, ковры только что куплены — на затраты здесь не скупились. Только мебель не успели подобрать и привезти, ну и все остальное — декор и прочее. Видно, дому еще долго пребывать в таком состоянии, вряд ли Уилл найдет возможность заниматься убранством нового жилья. Хватит ему работы и забот о близнецах. Дом — ладно, но двойняшки: такие крохи, совсем беспомощные и, как видно, без матери. Кэрри рухнула на кухонную табуретку и уставилась на телефон, висевший на стене: позвонить бы сестре, поделиться с ней…

Но трубку взять она не успела — услышала мягкие шаги Уилла. Он вошел в кухню и остановился, как и она, щурясь от яркого света. На лице его морщинки усталости — почему она их раньше не замечала? Двое новорожденных в доме, а он все-таки поехал в Уэбстер, на ее свадьбу, — наверное, не без причины.

— Всего три недели, как я папа, — улыбнулся он. — Минут двадцать, даже побольше, у нас есть, пока они проснутся. Ты проголодалась? — Он достал из холодильника бутылку апельсинового сока и протянул ей. Кэрри отказалась, покачав головой, — совсем не хочется. Уилл открыл бутылку, сделал несколько больших глотков, глубоко вздохнул, с облегчением повел плечами и, уперев руки в бедра, с любопытством посмотрел на нее, словно приглашая: «Ну теперь давай, обстреливай меня вопросами». Она и не замедлила:

— Уилл, спасибо, ни пить, ни есть не хочу, а вот задать тебе несколько вопросов… Откуда появились эти дети?

Он усмехнулся, а она продолжала серьезно:

— Ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Разумеется, я знаю, откуда появляются дети. Хотелось бы узнать, где…

— Моя жена?

— Ты… ты женился?

— Да. — В глазах его сверкнула веселая искра. — Ты скажешь, что я сегодня начинен сюрпризами.

— Не надо шутить сейчас.

Веселая искра пропала без следа.

— Лени, моя жена, умерла, когда родились Ариана и Джейкоб.

— Ох, Уилл! — горестно выдохнула Кэрри, моментально вскочила, подошла, сострадательно коснулась его руки. — Сочувствую тебе. Это, должно быть, ужасно.

— Ужасно, да, но не в том смысле, как ты думаешь. — Он смотрел на ее руку, лежавшую чуть ниже закатанных манжет рубашки, потом взял ее пальцы и сжал своими, — длинные, артистические, они грели ее руку.

И прежде не раз он вот так же держал ее руку, хотя это часто бывало прелюдией к спору. Но сейчас Кэрри встретилась с ним взглядом — и непривычное тепло разлилось по всему телу. Они оба пережили утрату, будь это смерть или злой умысел. И обоим потеря все еще причиняла боль.

— И я слишком устал, чтобы сегодня все объяснять, — продолжал Уилл. — Мне надо поспать, пока ребятки не проснулись. — Он отпустил ее руку, зевнул и поскреб в затылке. — Знаешь, я раньше думал, что Сэм и Брет шутят, когда говорят, что новорожденные дети научили их бодрствовать двадцать четыре часа в сутки. Оказывается, это не шутка. Пойдем, я покажу тебе твою комнату. — В коридоре, ведущем к спальням, он открыл дверь в комнату: двуспальная кровать, комод, еще какие-то мелочи — все это там было. — Тебе не трудно последить сегодня ночью за щенком?

— Ну конечно, нет! — горячо откликнулась Кэрри. — Иди ложись, Уилл, ты едва держишься на ногах.

— Это правда. Не так я надеялся провести день. — Он поморщился и виновато поглядел на нее. — Конечно, ты тоже… не такого дня ждала… да и ночи.

— Что-что?

— Твоей свадебной ночи, — уточнил он.

— Ах да, конечно… — Она покраснела.

— Не хочешь же ты сказать, что забыла. — От удивления он чуть отпрянул назад.

— А знаешь, — Кэрри глубоко вздохнула, — только на секунду, но забыла. Не могу поверить, но забыла. — Мгновенно все происшедшее вновь нахлынуло, и болезненнее всего — чувство унижения; она вздернула подбородок. — Пойду заберу щенка и его постель, уложу его здесь, рядом с собой. Надеюсь, он-то не будет плакать всю ночь.

— Ну, если и будет, так составится трио вместо дуэта, — устало пошутил Уилл и направился к двери; на пороге обернулся и показал на комод: — Там ты найдешь белье. Я купил его для Лени, но она им не воспользовалась, даже не видела. Может, что-нибудь подойдет. — И он вышел.

Кэрри спустилась в кухню, забрала щенка вместе с его новой постелью и принесла в свою комнату. Толстенькое маленькое тельце вертелось и ворочалось, стараясь устроиться как дома в собачьей корзине. Кэрри с сомнением глядела, как он все обнюхивает и крутится. Наверняка еще не кончится ночь, а он уже уляжется в кровати, рядом с ней. Наконец малыш затих, положил голову на лапы, но при этом скорбно глядел на нее, издавая низкое горловое хныканье.

Одарив его сочувственной улыбкой, Кэрри подошла к комоду. Разбираться в вещах покойной жены Уилла — это еще похуже, чем в доме Лоры; нервы как-то неприятно возбуждены. Но она овладела собой и открыла ящики. В верхнем — простое хлопчатобумажное белье, даже с ярлыками, а на них цена; по бокам — пакетики с носками, тоже нераскрытые. Она аккуратно задвинула ящик и заглянула в следующий: белые и одноцветные футболки, хлопчатобумажные широкие слаксы. В следующем ящике — ночные рубашки: ничего потрясающего, но ткань мягкая, шелковистая — это дорого. Тут же лежит легкий хлопчатобумажный халатик. Поразмышляв над увиденным, она осторожно водворила ящики на место. Никаких личных предметов, ничего поношенного, не нового, и никакого запаха — ни одна вещь не говорит о любимых духах. Даже расческа и щетка сверху, на комоде, абсолютно новые. Все это почему-то вызывает необъяснимую тревогу…