Вера Армстронг - Весна в Севилье

Кристи покачала головой, но потом все же заставила себя ответить откровенно.

— Дорин говорила мне о Гейл как о твоей возлюбленной, и у меня не возникало на этот счет ни капли сомнения. Но я потеряла власть над своими чувствами и отдалась тебе, а потом, осознав, что натворила, стала себе отвратительна. Ведь меня воспитывали в убеждении, что любовью и влечением нельзя оправдать предательства и вероломства. — Она снова содрогнулась, и Айвор крепко прижал ее к своей груди. — Когда ты сказал, что Гейл не должно быть до нас дела, я поняла это в том смысле, что она — твоя любовь, а я — просто предмет развлечения, и сказала себе, что наказана по заслугам. Но это не убило мою любовь к тебе.

— Так ты меня любишь?

— Ах, Айвор… — Кристи посмотрела на него и тут же опустила глаза.

От его улыбки у нее подкосились ноги и теплая сильная волна захлестнула все тело.

— Да? — настаивал он.

Она потянулась, преисполненная блаженства, губами к его лицу, но он удержал ее.

— Не здесь. — Но все-таки провел пальцами по ее губам и подбородку, воскрешая ощущения, которые мучили Кристи ночами. — Ну, едем домой.

Взявшись за руки, они подошли к «лендроверу».

Только в дороге Кристи сообразила, что это «домой» означало ее квартиру.

— Прошу тебя, — шептал Айвор, обнимая Кристи и приникая к ее губам, — не сомневайся больше в моей любви. И, пожалуйста, не отвергай меня. Я просто не перенесу этого во второй раз.

А потом он целовал ее со всей страстью изголодавшегося мужчины, так что сердце переворачивалось у нее в груди, а тело сладостно млело. И она самозабвенно отвечала на эти поцелуи, словно прося прощения за то, что усомнилась в честности его намерений.

Потом, разжав объятия, Айвор спросил:

— Мы скажем им? — В ответ на изумленный взгляд Кристи он пояснил: — Твоим родителям. Мы сейчас скажем им, что пора твоего одиночества прошла, что ты уже не боишься любви и, преодолев этот страх, стала взрослой и сильной. — Они вошли в комнату, и он взял в руки фотографию. — Мы их не потеряли, Кристи. Они всегда будут частью нашей жизни.

И опять ее глаза наполнились слезами, но теперь это были слезы счастья.

— Я люблю тебя, Айвор Холдейн, — произнесла Кристи срывающимся голосом.

Через полтора месяца она повторила эти слова перед алтарем.

На их свадьбу прилетела из Австралии Гейл, которая оказалась не той прямолинейной, порывистой девушкой, какой представляла ее Кристи по фотографии, а немного лукавой, загадочной женщиной. Она от души смеялась, узнав, что новоиспеченная невестка превратно толковала ее отношения с братом.

На вечеринке после венчания Айвор спросил Кристи, не возражает ли она, чтобы Юджин пожил с ними, пока ремонтируют коттедж.

— У нас с ним теперь мир, — ответила она, и это была чистая правда. — А потом, это ведь всего на два месяца. И к тому же он твой дядя.

— Не слишком романтическое начало семейной жизни, — смущенно проговорил Айвор.

— Трудности закаляют брак, — улыбнулась Кристи.

— Да, пожалуй.

Они поцеловались.

— Отложите это на медовый месяц, — смеясь, увещевала их Гейл.

— О, я уже предвкушаю его. — Айвор склонился к Кристи и спросил шепотом: — А ты?

— Да, я жду, чтобы мы остались вдвоем…

Он погладил ее запястье.

— Мы всегда будем вместе. До конца наших жизней.

Кристи полулежала на дне большой парусной лодки, опершись локтем о колено Айвора, и события последних дней тревожной чередой проходили перед ее мысленным взором.

Кто мог ожидать, что в родной спокойный город ворвутся чужие шумные люди?.. Все могло кончиться скандалом, вина за который лежала бы на ней.

Традиционный летний благотворительный праздник был назначен на второе июня. Ввиду того, что это был день рождения матери Кристи, Мэрилин Карлтон, устроители решили посвятить торжество памяти этой женщины, которая любила и песню, и шутку, и спорт, и танцы.

Утренняя часть праздника должна была состояться в парадном зале при церкви.

Публика двумя длинными рядами потянулась по проходу между стульями. Дорин и Энн Холлис расписывали номерки к подаркам, вставляли в специальные держатели листки с обозначением мест за столами, раскладывали билетики к предполагавшейся лотерее. Айвор, назначенный распорядителем, стоял среди других мужчин у эстрады.

Потом они удалились, чтобы подготовить все необходимое для проведения конкурсов и спортивной олимпиады. Победителей не обещали увенчать лаврами, но сулили хорошие призы — от пылесоса до кругосветного турне.

Многие молодые женщины были одеты небрежно и даже экстравагантно. Так, например, Гейл пришла на утренний праздник в матроске и белой панаме. Кристи с удовольствием взяла бы с нее пример, но сочла, что это невозможно в день памяти ее матери. С другой стороны, и чрезмерная строгость была бы неуместна, ведь у нее все-таки шел медовый месяц.

И Кристи решила одеться так, чтобы напомнить друзьям родителей образ своей матери. Она заказала себе для праздника точную копию ее любимого платья — из тончайшего шелка, в кремовую и лазурную продольную полосу, с воланом и удлиненной талией.

Когда она появилась на празднике, на нее тут же бросили восторженные взгляды несколько немолодых мужчин из числа друзей родителей.

Вдруг до нее донесся приглушенный, вкрадчивый голос:

— Ну, а французские песенки о любви — услышим мы их сегодня?

Кристи обернулась и увидела, что на том самом месте, где только что стояли Айвор и другие распорядители, появилась компания никому не известных молодых испанцев. Среди них была одна женщина, несомненно, красивая, но вульгарная и вызывающе одетая. Однако человеком, задававшим в этой компании тон, был американец. Кристи вздрогнула, узнав в нем Арчибальда Стивенса, и поймала его взгляд — напряженный, жестокий и даже какой-то слегка безумный.

Дорин открыла утреннее собрание, посвященное памяти Мэрилин Карлтон, и потекли разговоры, воспоминания…

Потом Кристи трудно было припомнить, в какой именно момент появился на эстраде развязный, похожий на гомосексуалиста, испанец.

— Я хочу выступить на тему дня, — объявил он и стал, безбожно перевирая тексты, декламировать скабрезные стишки, а потом, пользуясь замешательством слушателей, спел доморощенный куплет о матери, сгоревшей в огне, и дочери, обожженной огнем французских глаз.

До Дорин не сразу дошел провокационный смысл этого выступления, но как только это произошло, она громко объявила о начале конкурсов и спортивных состязаний.

Потом начали происходить еще более странные вещи. Если на ринге и теннисном корте Айвору чаще всего приходилось противостоять Арчибальду Стивенсу или кому-то из испанцев, то их яркая соотечественница вела себя как главная соперница Кристи. В беге она проиграла, но фехтовали они одинаково хорошо.