Кара Уилсон - Чудес не бывает!

В последние дни она держалась со Стивеном с холодной отчужденностью, хотя редко встречалась с ним, поскольку большую часть дня он работал в своей комнате, а по вечерам исчезал из дома, чтобы встретиться со своими многочисленными друзьями. Мэнди была убеждена, что среди них не последнее место занимала Рената.

Когда они выехали на дорогу и отправились на холмы, Стивен сам заговорил о своей подруге, напомнив, что вечером она ждет их в гости.

Сидя рядом с ним на широком переднем сиденье, которое вместило всех троих, Мэнди обнаружила, что чувство обиды, которое не покидало ее несколько дней, почему-то испарилось.

В конце концов, он же не собирался читать эту дурацкую карточку, а сделав это, удержался от насмешек, если не считать его замечания о «сантиментах». Мэнди поняла, что его забота, хоть и ненужная, была вполне искренней. Может быть, он и считал ее дурой, не способной позаботиться о себе, но с этим следовало, наверное, смириться.

Мужчины вроде Стивена считали, что девушки — наивные, беспомощные создания, нуждающиеся в защите. Средневековая точка зрения, совершенно устаревшая в наши дни!

Когда они въехали на холмы, солнце было уже высоко. По голубому небу плыли белые облака, дул восхитительный бриз. Профессор, щелкая фотоаппаратом, орлиным взором выхватывал достопримечательности — разрушенные колонны храма, груду выжженных солнцем камней, которые когда-то могли быть стенами римского дома. Теперь все это утопало в зарослях ежевики.

День был в разгаре. Они прошли между холмами в густую оливковую рощу, где воздух был напоен ароматами жасмина и цветущих апельсиновых деревьев, позавтракали на залитом солнцем холме в тени разрушенных стен. Далеко внизу сверкало синее море. Стивен показал девушке бухту, из которой отплыл вероломный возлюбленный Дидоны.

— Узнав, что он оставил ее, она собрала все его подарки и сожгла их на костре, а потом ударила себя ножом.

Раскинувшись на теплой от солнца траве, он приподнялся на локте и взглянул на Мэнди, пытаясь понять, какое впечатление на нее произвела эта трагическая история.

Но профессор нарушил очарование легенды, заявив, что вся эта история недостоверна и выдумана поэтом Вергилием.

— Более вероятно, что Дидона, жаждавшая власти, совершила самоубийство по политическим мотивам.

— До чего доводит эмансипация! — сказал Стивен. — Несчастные женщины! Если их не убивает любовь, это делает политика.

— Ну, я не собираюсь умирать ни за то, ни за другое, — провозгласила Мэнди. — Зато я хочу подняться на холм и нарвать этих изумительных цветов, похожих на лилии. Интересно, как они называются?

— Асфодель, — сказал профессор.

Мэнди повернулась к нему с широко открытыми глазами.

— Вот уж не думала, что асфодель существует на самом деле. Я считала, что эти вечные цветы — миф. Они, кажется, растут только на полях Элизиума?

— Это и есть поля Элизиума, — сказал Стивен, взяв Мэнди за руку и помогая ей встать. — Какой еще момент нам нужен? — Он выразительно взмахнул рукой. — Холмы, море, божественная красота, древние руины, тени влюбленных… и вечный цветок, ожидающий, когда мы сорвем его.

— Если его раньше не съедят овцы, — прозаически заметила Мэнди.

— Ты не слишком благосклонно относишься к моему поэтическому настроению.

Мэнди засмеялась:

— Поэзия, как мне кажется, не твой конек.

— Ты уверена? — Он все еще держал ее за руку. — Пойдем сорвем эти асфодели.

Вернувшись на виллу, они решили использовать еду, которую Джамиля приготовила для ланча. Холодное мясо, салаты, фрукты и сыр. Мэнди быстро накормила мужчин. Потом она приготовила кофе, и Стивен вынес тяжелый серебряный поднос с чашками на террасу.

Рената ждала гостей после девяти часов вечера. Собираться раньше было не модно.

Расслабленные после долгого пребывания на солнце, они почти не разговаривали. Но молчание было дружелюбным, его нарушали только слабые порывы ветерка да стрекот цикад. Перед ними лежал темный сад, но небо было светлым от звезд. Вдруг Мэнди увидела крошечные золотые огоньки, мерцающие в тени розовых кустов.

— Что это такое? — воскликнула она.

— Насекомые рода пирофорус, — со знанием дела пояснил профессор. — В народе их называют светлячки, обычно они обитают южнее, но какое-то слияние течений воздуха сегодня занесло их сюда.

Стивен, сидящий около Мэнди, не мог не добавить:

— Сверкающие огоньки, которые выглядят так соблазнительно, являются любовными символами. — Он наклонился к ней ближе, в глазах его вспыхивали озорные огоньки. — Что ты еще хочешь узнать, маленький светлячок?

— Я так и знала, что ты не удержишься от плоских шуток. — Щеки Мэнди запылали.

В следующий момент она поднялась из-за стола, сказав, что пора идти наверх переодеться.

Когда девушка спустилась вниз, Стивен уже ждал ее в холле.

— Послушай, Мэнди, — примирительно начал он, — я приношу свои извинения за шутку относительно светлячка. Ты же не собираешься снова ввергнуть меня в немилость? Где же твое чувство юмора?

— Шутка твоя плохого сорта, я не люблю, когда смеются над моими друзьями.

— Хорошо. Это было не очень умно. Признаюсь. Прошу прощения. — Он протянул ей руку. — Надеюсь, я тоже вхожу в число твоих друзей?

Что ей еще оставалось делать, как принять его извинения… и предложенную руку? Но его вопрос Мэнди оставила без ответа, так как не совсем поняла, что он имел в виду, но спрашивать ей не хотелось. Лучше относиться ко всему проще, подумала она, направляясь вместе с ним к ожидающей их машине.

По дороге в Тунис Мэнди увидела, как над морем поднимается серп молодой луны. Профессор, явно довольный тем, что и его пригласили с собой, переоделся в темно-фиолетовый бархатный пиджак и завязал свободный шелковый галстук. Со слегка длинноватыми седыми волосами он выглядел одновременно респектабельно и романтично.

Мэнди снова надела свое шелковое платье, единственное, которое, как она считала, подходило для вечернего выхода. Хотя, судя по всему, это будет неофициальное мероприятие.

Стивен даже не потрудился переодеться. Он отправился в гости в старой университетской спортивной куртке и довольно мятых серых брюках, в которых ходил весь день.

Дом Ренаты, находившийся в старой части Туниса, был скрыт от посторонних глаз высокой каменной стеной, за которой росли фиговые деревья и цветущие кусты.

В просторной комнате, где она принимала гостей, с резного потолка свисали мавританские лампы, бесценные персидские ковры покрывали мозаичный пол, дорогие портьеры драпировали окна и двери. При мягком свете ламп гости уютно располагались на низких диванах, расставленных вдоль стен. Всюду валялись подушки, создающие особый колорит, и пуфики, обитые сафьяном. Негромкая музыка струилась из какого-то невидимого источника. В салоне Ренаты царила романтическая атмосфера, да и сама она, вышедшая встретить гостей в необыкновенном восточном наряде, напоминала сказочную принцессу.