Одельша Агишев - Свадьба в Катманду

— Ну конечно, — кивал Игорь. — Как я сразу не понял. Но будьте осторожны, госпожа Козырева. У вас ведь уже был один знакомый с золотыми перстнем и часами. Кажется, он не совсем оправдал ваши ожидания. Как бы вам снова не ошибиться.

Вика остановилась и несколько мгновений молча смотрела на него. Потом так же молча повернулась и пошла к выходу.

Игорь застыл. Он вдруг почувствовал себя таким виноватым, что горячая волна стыда обожгла его до корней волос. Расталкивая танцующих, он бросился за ней, потом вдруг передумал и резко свернул к другой двери.

Когда Вика прошла по коридору и стала спускаться по лестнице, на площадке между этажами ее ждал Игорь. Он стоял на невысоком подоконнике, спиной к распахнутому настежь окну, за которым в свете уличных фонарей покачивались под ветерком верхушки старых акаций.

— Вика, — сказал он. — Я мудак. Я ревную. Но если ты сейчас уйдешь, я прыгну вниз.

Она остановилась. Они смотрели друг другу в глаза: он сверху, с подоконника, она — с лестничной площадки у его ног.

— Прости меня, — сказал он.

Она сделала шаг к подоконнику, вдруг припала к его ноге и укусила в бедро, чуть повыше колена, так, что он застонал от боли и опустился на подоконник. Она молча смотрела на него. Вверх по лестнице прошла какая-то пара и с интересом оглянулась на них.

Кривясь от боли, Игорь задрал штанину. На бедре была кровь. Игорь стал шарить в карманах в поисках платка. Вика молча следила за ним, потом вдруг придвинулась к нему, отвела его руки и, склонив голову, слизала кровавый потек с прокушенной кожи. Язык у нее был очень влажный.

— Ведьма, — проговорил он. — Вампирша.

— Сам вампир, — ответила она сурово.

— А я-то почему?

— Потому что я хочу тебя.

Их лица были очень близко друг к другу, и в ее огромных глазах не было и тени смеха.

— Слышишь? — повторила она.

Сверху кто-то спускался с шумом и смехом.

— Да, но… — растерянно оглянулся Игорь.

— Придумай. Скорей.

Что тут было думать? С мрачным, даже ожесточенным лицом он сбежал вниз, к вахтерше:

— Теть Шур, ключ от двадцать четвертой. Быстро.

— С чего это? — отозвалась вахтерша. — У вас же дискотека.

— Кому дискотека, а кому отчет. Комиссия из министерства, слышали?

— Десятый час на дворе, — с сомнением бормотала вахтерша. — Какая еще, к шуту, комиссия…

Игорь наклонился к ней через барьер и, глядя в ее очки, негромко отчеканил:

— А такая, что, если я к утру не представлю отчет по культмассовой работе, завтра и мне, и вам по трехведерному клистиру поставят.

«Трехведерный клистир» убедил. Возник ключ.

Это была пустая полутемная аудитория на втором этаже, в ней ничего, кроме парт и кафедры, не было. Они так торопились, что даже не заперли дверь. Он посадил ее на парту. Побледнев и тяжело дыша, она дернула ворот его рубашки. Посыпались пуговицы. Он стащил с нее маечку. Под ней неожиданно оказался глухой черный купальник. Он никак не стаскивался.

— Ну что ты возишься? Рви.

Он рванул купальник по шву на боку и, откинув разошедшиеся половинки, наконец яростно приник к ее лихорадочно дрожащему и показавшемуся вдруг прохладным телу. Она с силой обхватила его ногами, откинулась назад, на вытянутые руки, и он с перехваченным дыханием почувствовал ее истекающее от желания лоно.

— Злюка, — шептала она. — Ах, злюка… Собственник паршивый. Бай. Феодал. Басмач. Еще. Еще. Вот так. Да. Да! Да!!

В тот год в университет впервые пришла ламбада, певучая, заводная ламбада, и на некоторое время вытеснила даже брейк. Как только раздавались первые такты, вскакивали все: кто умел и не умел, хотел и не хотел, и в зале тут же вытягивалась танцующая «змейка», к которой прицеплялись все новые и новые «ламбадосы». Когда Игорь в рубашке без пуговиц и Вика, едва прикрытая маечкой и юбкой, заглянули в зал, «змейка» втягивала в себя непальцев. Нарайян с двумя сопровождающими уже ушел, оставшиеся по одному присоединялись к танцующим, и сразу выяснилось, что колебаться телами в такт с музыкой они умеют не хуже других.

Лишь одна из девушек так и не сдвинулась с места, хотя из «змейки» ей кричали:

— Камон, Дэвика! Давай пристраивайся, кончай стесняться! Ну, что же ты!

Но она в ответ только теребила в руках платочек и, качая головой, пятилась к стене.

Зато Вика блистала своими бедрами и смеющимися глазами, как никогда.

Ночь после дискотеки пролетела в комнате Игоря без сна.

— Значит, уезжаешь, Сабашников?

— Надо. Мне вообще-то давно пора туда.

— Копать?

— Обязательно. Поехали?

Было раннее утро, и первый косой, но уже горячий луч солнца перечеркнул угол кровати. Вика, по своему обыкновению голая, раскинулась поперек постели, положив голову на живот Игорю и прикрыв глаза.

— А где это? — спросила она сонно.

— Да там же, в Кок-Янгаке… Городище согдийской горной крепости. Весь мой материал, вся диссертация… Едем?

— Надолго?

— До конца сезона. А как закончим — в международную зовут.

— В международную? — Она приоткрыла глаза. — Куда?

— В Самарканд. Там по программе ЮНЕСКО сезонов на десять работы. Представляешь объем?

— Представляю, — вздохнула она. — А куда-нибудь подальше тебя не зовут?

— Подальше? Да сколько угодно! Можно в Хорезм поехать, там домусульманский дворцовый комплекс в песках. Или в Термез, на буддийский храм третьего века. Или в Нису, в Туркмении…

— А еще дальше?

— Это куда же? — недоумевал он. — В другие регионы? Вряд ли. Я же востоковед.

— А сменить специализацию нельзя?

— Ну что ты… Восток для меня — это все…

— Слушай, Сабашников…

— Что?

— Да нет, ничего… ладно.

Он рывком приподнялся, сел в постели и склонился над ней.

— Что? Ну что? Скажи, попроси. Что для тебя сделать? — Со всей нежностью, на которую был способен, он целовал, гладил, ласкал ее всю. — Даже не проси, намекни. Я что хочешь для тебя сделаю. Ты только скажи…

— Ладно, — улыбалась она под его ласками. — Я потом скажу. Подумаю и скажу.

— Замуж за меня пойдешь?

— Замуж?

— Пойдешь или нет?

— Надо подумать. — Она засмеялась и вскинула руки, чтобы защититься от его нападения. Но он не напал.

— Слушай, серьезно… — Он смотрел ей в глаза. — Давай решать, а? Здесь у меня и жить пока сможем…

— Я и так здесь живу. Меня дома неделями не видят, скоро родители с милицией придут по мою душу…

— Они у тебя что, такие суровые?

— Предки? Да обыкновенные совки. Отец — подполковник, тридцать лет в армии, мать — завуч в школе. И оба до самого последнего момента были секретарями парторганизаций, а мать даже членом бюро райкома. — Вика встала с постели и подошла к зеркалу. — Поэтому до сих пор ничего понять не могут.

Игорь не отрывал от нее глаз. Солнечный луч добрался до ее плеча, зажег высветленные прядки темно-каштановых волос, прошел по спине, теплой волной засиял на коже, тронул упругие, налитые ягодицы и длинные крепкие ноги с узкими легкими ступнями. Перед ним была молодая женщина в расцвете своей красоты и полном ее осознании.