Эми Эндрюс - Поцелуй под звездным небом

– Да я вообще не хотел делать чертовы фотографии. Просто не мог выбраться из вертолета. Абсолютно был уверен, что скоро погибну в пылающем аде или от пули моджахеда. Нога дьявольски болела. Мне было совсем не до фотографий.

– Но ты их сделал?

Кент кивнул, вспоминая тот день во всех трагических красках.

– Наш пилот Джонни Либерман оказался заблокирован в вертолете вместе со мной. Он спросил, успел ли я снять все это.

Сэди вспомнила, что пилот вертолета скончался от ран в госпитале спустя несколько дней после катастрофы.

– Я сказал – нет. Я не делал проклятых фото. Я не мог даже понять, о чем он меня спрашивает. Не знал, где моя камера, и, честно говоря, меня это мало волновало.

– Но ты нашел ее?

– Джонни настаивал, что это мой долг. Приказал мне, сказал, что люди должны знать и о такой войне. Что вертолеты взрываются, погибают хорошие парни. И одно дело слышать о потерях живой силы в новостях, видеть дымящееся облако в отдалении, а другое – прочувствовать гарь, смрад и боль этого ада.

– И ты начал снимать?

– С моего места было видно немного. Обломки вертолета, пустыня и небо.

– И Дуэйн Джонсон.

– Да. Его отбросило совсем рядом, и я видел, – Кент прикрыл глаза, в сознание снова ворвались предсмертные крики мальчишки, – видел, как жизнь медленно покидает его глаза. Он звал мать. Он был испуган и не хотел умирать в одиночестве. Я пытался вылезти из вертолета, освободиться.

– Но не смог, – прошептала она.

Звезды подернулись влажной пеленой, он внезапно осознал, что пелена эта в его глазах.

– Все, что я мог, – делать фотографии.

Сэди взглянула ему в лицо. Заметила повлажневшие глаза. И едва ощутимо поцеловала. Что еще она могла сделать? Как можно пережить такую трагедию и остаться прежним человеком? Какие-то вещи невозможно изменить словами, в ее силах лишь обеспечить комфорт и утешение.

– Мне жаль. Так жаль, – пробормотала Сэди, снова целуя его в губы.

Кент поцеловал ее в ответ, запуская руки в ее волосы, прижимая к своей груди, дрожа от боли и муки, которую держал в себе все эти два года. Ее губы были сладки, ему хотелось потеряться в ней, в ее теле, вскриках и вздохах. Хоть одну ночь не думать о Дуэйне Джонсоне и этой фотографии. Во имя жизни.

Кент повернулся к ней, подобрал под себя, и она открыла ему губы. Ноги. Он впился в ее мягкий рот, руки двинулись ниже, обхватывая грудь, дразня успевший напрячься сосок.

– Презерватив, – прошептала она, закидывая ноги ему на талию, чувствуя его твердый член.

Кент принялся вслепую шарить рукой, разыскивая в рюкзаке коробочку, которую Сэди успела захватить с собой ранее и положила у них в головах.

Где же, черт возьми, эта штука?

– Поспеши! – воскликнула Сэди ему в ухо. Она готова, он готов, ей хотелось увести его куда-нибудь дальше от той афганской пустыни.

Наконец Кент обнаружил коробочку, вытащил хрустящий пакетик, надорвал фольгу и надел защиту. Сэди потянулась к нему, он горячо поцеловал ее и вошел в лоно. Она вскрикнула, ее пальцы вцепились ему в плечи. Кент врывался в нее, с каждым толчком продвигаясь дальше, сильнее, крепче сжимая в своих объятиях. Он нашел твердый бутон соска и вобрал в себя его горьковатую сладость. Приподнял голову и хрипло простонал, чувствуя приближение оргазма, едва удерживаясь на руках над ее трепещущим телом.

– Да, да, да! – воскликнула Сэди, чувствуя, как внутри растет огромный, готовый разлететься острыми брызгами наслаждения радужный шар.

Когда же наступил головокружительный взрыв, он прижался к ней лицом, уткнулся в ее шею. Кент пытался сдержаться, восстановить контроль, однако первобытный зов страсти был столь силен, что он позволил надвигающейся волне накрыть его с головой. Сэди крепче прижалась к нему и влетела вместе с ним в ослепительный водоворот наслаждения.

Она проснулась, когда на небе едва занималась заря. Кент еще спал, первые фиолетовые лучи рельефно высвечивали очертания идеально вылепленного рта, окруженного многодневной щетиной. Ей очень хотелось разбудить Кента, однако, учитывая их сексуальный марафон и его ночные кошмары, следовало дать отдых его бренному телу. Сэди поискала рубашку, обнаружив, в конце концов, где-то в ногах. Одному богу известно, где теперь ее «танга». Воздух еще хранил ночную прохладу, поэтому она быстро застегнула несколько пуговиц и вытащила из сумки альбом и коробку пастели, прихваченные из дома Лео. Уселась спиной к Кенту, глядя на дорогу. Раскрыв коробку пастели, она, словно одержимая, принялась набрасывать ускользающее совершенство раннего утра, когда затухающие краски ночи сменяются еще тусклыми и туманными оттенками дня.

Сэди настолько увлеклась процессом, что не заметила оказавшегося у нее за спиной Кента, пока тот не наклонился, нежно целуя ее в шею.

– Доброе утро. – Сэди вздохнула и протянула назад руку, обнимая его, тесно прижимаясь спиной к широкой груди. Его руки сомкнулись у нее на талии. – Доброе.

Кент заглянул в ее альбом, и рисунок немедленно приковал его внимание. Ей удалось передать очарование занимающейся зари, живые краски, а также поблекшее сияние гаснувших звезд. В ее манере было что-то от «Звездной ночи» Ван Еога и что-то исконно австралийское. Невероятное смешение очарования старого мира и современная резкость. Просто потрясающе.

– Сэди. – Он покачал головой. – Это восхитительно!

Она раскраснелась от комплимента.

– Это просто набросок.

– Нет, не просто. Это настоящее произведение искусства.

Сэди выдала кривую улыбку. Ей нравилось то, что она видела, однако в сознании засела постоянно повторяемая Лео мантра «ты недостаточно талантлива».

– Я не могла устоять. Когда проснулась и увидела это небо, просто не могла не передать его на бумаге.

Кент расслышал удивление в ее голосе.

– Это о многом говорит, не так ли?

– И о чем же?

– Ты – художник, Сэди Блисс. И какие бы чудеса ни творила на ниве журналистики, ты просто теряешь время. Ты была рождена именно для этого.

Она покачала головой и вернулась к рисунку.

– Нет, я недостаточно хороша.

– Кто тебе это сказал? Леонард Пинто?

Сэди пожала плечами:

– Он знает толк в живописи.

Кент почувствовал, как внутри разгорается иррациональная злость. Как только проклятому Пинто удалось до такой степени запудрить ей мозги!

– Леонард рисует женщин, выглядящих как мальчики. Думаю, его понимание искусства весьма субъективно. Кроме того, я почти уверен, он прекрасно знал, насколько ты талантлива, и не хотел отпускать от себя.

Сэди хотела бы не согласиться с его резкими словами, но разве она сегодня не пришла к подобному заключению? Испорченный ребенок в нем просто хотел вернуть любимую игрушку и готов был пойти на многое ради своей прихоти.