Галина Гилевская - Обжигающая страсть

Их глаза встретились, и он сделал шаг к ней.

Горячая волна захлестнула Лолиту с головы до ног. Девушка судорожно вздохнула, заметно приподняв высокую грудь, и не могла выдохнуть, завороженно глядя, как он приближается к ней.

Кравцов опустился перед ней на колени и молча стоял, устремив взгляд ей в лицо. Она видела, как дрожат его губы, как потемнели его серые глаза.

Он обнял ее колени, и девушку поразило тепло его ладоней. Кравцов разъединил ноги Лолиты, и его большие ладони заскользили по ее бедрам выше, под мягкую невесомую ткань халата. Они плыли по наружным поверхностям бедер и вдруг остановились, не встретив сопротивления нижнего белья. Дрожь, катившаяся по ее ногам вслед за прикосновением его рук, буквально сотрясла ее, когда его пальцы обхватили нежные прохладные полушария ягодиц девушки и слегка пожали их. Из груди ее вырвался глухой стон.

Кравцов, прерывисто дыша, потянул ее из кресла на себя, не выпуская из рук, и Лолита обвила руками его шею, чувствуя восставшую плоть мужчины, немного смягченную тканью костюма, прямо у своего лона.

Он прикоснулся губами к ее губам сначала нерешительно, пугливо, будто не веря в счастье испить из этого источника. И тогда она сама поцеловала его, жадно и страстно, чуть не укусив в полураскрытые губы.

Она больше не могла сдерживаться, застонала, задвигалась на нем, извиваясь всем телом и судорожно пытаясь содрать с его плеч пиджак. Потом она рванула галстук, расстегнула ворот рубашки и припала губами к его груди, чувствуя жар своего дыхания, отраженного от его кожи.

Лолита надавила на его плечи, и он опустился на спину так, что девушка оказалась сидящей на нем. Она сжала его бедрами, когда он дернул за конец пояса и халат ее распахнулся, представив глазам мужчины идеально сложенное, стройное, великолепное девичье тело.

Он притянул ее к себе, взял губами сосок ее левой груди и стал слегка покусывать и посасывать эту самую страстную в природе земляничку, потом завладел ее правой грудью, поцеловал нежно и долго, а затем пощекотал языком заветную ложбинку между ними.

Лолита стояла над ним теперь на коленях, опираясь на руки, и чувствовала, как он нервно возится с чем-то там, внизу, видимо, пытаясь стянуть брюки. И вот наконец он снова взял ее за бедра и, нежно поглаживая и пожимая, потянул к себе. И что-то горячее, страстное, ласковое вдруг ворвалось в нее, легко проскользнув в такую раскрытую, ожидающую плоть, и заполнило ее всю, до конца, не оставив ни малейшей надежды на спасение.

И Лолита закричала, упав на его грудь лицом и понимая, что может потерять сознание от жуткого удовольствия, захлестнувшего тело и душу…

В эту ночь сон к Лолите пришел быстро и неожиданно. Едва дотронувшись головой до подушки, девушка провалилась в пропасть сладких мечтаний и переживаний.

Ей показалось, что она снова и заново пережила те два часа, проведенных со Степаном. Ее Степаном…

Они почти не разговаривали на протяжении всего свидания. Они не могли разговаривать. Они только шептали имена друг друга. Стена разницы в возрасте и какой-то неопределенной смущенности, которая возникала, видимо, из-за Макара, во время их первых двух встреч, рухнула в ту самую секунду, когда Степан обнял ее за бедра.

Они не могли насытиться друг другом. У них не нашлось ни сил, ни времени, чтобы перебраться с пола хотя бы на диван. Степан был с ней молод, силен и неутомим, и Лолита таяла и снова разгоралась в его объятиях. Это были сумасшедшие два часа, пожалуй, самые счастливые в их жизни!

И сейчас, купаясь в сладких грезах прекрасного сна и заново переживая всю гамму чувств и ощущений их утренней встречи, Лолита вдруг с радостью заметила, что в этот день ее не тревожила та страшная черная тень, которая появлялась рядом, стоило только ей остаться один на один с мужчиной. Таинственная фигура, появлявшаяся всякий раз у ее ложа, разделенного с Макаром, куда-то исчезла. Она оставила Лолиту в покое! Она смирилась с желаниями и влечениями девушки и как будто позволила Лолите не сдерживать себя, не бояться и не терзаться угрызениями совести.

В эту ночь Лолита поняла, что она победила эту загадочную тень. Она победила ее только благодаря Степану…

Совещание в кабинете Кравцова, посвященное обсуждению нового законопроекта о квотировании поставок нефти и газа в страны СНГ, было в самом разгаре.

Члены комитета Госдумы по делам Содружества уже успели познакомиться с проектом, который будет вынесен на ближайшее заседание, отшлифовали его как с юридической, так и с филологической точек зрения, и теперь шло обсуждение возможных возражений и контраргументов, которые можно было ожидать и от правительства, и от лоббированных «Газпромом» депутатов. Задача членов комитета заключалась теперь только в том, чтобы определить, на какие рычаги будет эффективнее всего нажать, какие фракции Думы и чем именно заинтересовать для безусловного принятия законопроекта.

Кравцов основательно подготовился к этому заседанию, просчитав, как ему казалось, довольно тщательно политические интересы самых различных сил в Думе. Успех в который раз должна была принести политика «кнута и пряника» — декларирование стремления на укрепление экономического союза и братского сотрудничества вкупе с некоторым, прямо скажем, энергетическим шантажом государств-партнеров.

— Что ж, я думаю, законопроект великолепно подготовлен, мы неплохо тут все просчитали, и особых затруднений с его принятием у нас, пожалуй, не возникнет, — выслушав коллег, начал Кравцов. — Единственное, что нам остается сделать, это уточнить некоторые акценты, которые обязательно должны прозвучать в речи докладчика при представлении проекта…

Телефон внутренней связи прервал его на полуслове. Маша всегда, когда у Кравцова в кабинете были посторонние, пользовалась не селекторной связью, а телефоном, твердо усвоив, что никто не должен знать, о чем сообщает шефу секретарь.

— Ну, что, Маша, случилось? Я же просил не беспокоить, пока у нас заседание!.. — проворчал Кравцов, снимая трубку.

— Степан Николаевич, я все понимаю, но тут к вам. Макар пришел. Он только на одну минутку, и у него что-то очень важное…

— Хорошо, сейчас выйду. Попроси обождать, Маша, — Кравцов положил трубку и обратился к коллегам: — Господа, я покину вас на пять минут. Пока отдохните, покурите, я сейчас попрошу Машу сварить кофе и принести минералки.

Макар бросился к отцу, как только тот вышел из кабинета, и по той безмерной радости, какой светилось лицо сына, Степан Николаевич понял, что потревожил его, видимо, не зря.

— Привет, папа!

— Привет, привет!..

Они обменялись рукопожатием, и Кравцов пригласил сына присесть на одно из шикарных кресел, установленных в приемной.