Мишель Дуглас - Дерзость – не порок

Белла и Марко ошарашенно смотрели на него.

– Я… Мне надо проверить одну вещь, – произнес он.

Ему надо было подумать. Он стал протискиваться в сторону кухни.

Когда Доминик вошел, выглянул Луиджи:

– Мистер Доминик, все в порядке?

– Да, да.

– Хотите?..

– Мне просто нужна тишина, – резко бросил он, выходя через служебный выход на залитую лунным светом аллею.

Он не будет дураком из-за Беллы. Он не превратится в бесхребетного размазню, которым манипулирует женщина.

Белла сказала, что любит его. От этого она не стала размазней.

Нет, Белла красивая и смелая. Не размазня.

И в этот миг он понял, откуда она берет эту страсть к жизни: она черпает ее из любви. Из заботы и интереса ко многим: отцу, друзьям, Минки, бомжам, ее двоюродной сестре. А ведь вся эта любовь может и ранить ее.

Доминик прислонился спиной к кирпичной стене. Ее любовь к нему тоже могла ведь причинить Белле боль и причинила. Он сжал кулаки.

Но она не стала размазней!

«Когда же вы поймете, что вы не похожи на отца?»

Он обращался с Беллой так же, как женщины обращались с его отцом, – бездушно. Бессердечно. Это была форма защиты. Но Белла не раскисла, как его отец.

Доминик сглотнул и попытался успокоиться.

Он не хотел быть похожим на отца.

И наконец он понял, что есть выход. Есть выбор. На сердце полегчало.

Доминик вспомнил свою первую встречу с Беллой. Их споры, ее дерзость, их смех и их поцелуй. Он подумал о том времени, когда еще не знал Беллу, о скуке и пустоте. Он чертыхнулся. Он, может, и не размазня, но идиот!

Доминик бросился на кухню.

– Луиджи?! – заорал он.

– Да, сэр? – Повар подбежал к нему. – Я здесь, мистер Доминик. Вы в порядке?

– Я… – Он любил Беллу. Он хотел быть с ней вечно. Хотел завоевать ее сердце, доказать свою любовь. – Луиджи, мне нужна твоя помощь. Дай мне бутылку самого лучшего шампанского, клубники… скажи, остался еще торт с шоколадной глазурью?

– У нас есть любимый торт синьорины Беллы.

Доминик облегченно вздохнул и показал два пальца:

– Мне надо два куска и корзинку для пикника.

– И фужеры, тарелки и вилки, – догадался повар.

Он готов был расцеловать Луиджи.

– И наверное, скатерть? – добавил Луиджи.

– Луиджи, тебе цены нет.

Повар хмыкнул:

– Да ну, что вы. А вот синьорине Белле точно нет цены.

Доминик не стал спрашивать, почему тот так решил. Он нетерпеливо расхаживал, пока Луиджи собирал корзинку, и пытался придумать слова, которые скажет Белле, когда они останутся одни, но мозг его отказывался работать.

Луиджи вручил ему корзинку, но на секунду задержал его руку:

– Будьте с ней поласковей, мистер Доминик.

– Буду, – пообещал он. Решил, что поднимет Луиджи зарплату. Любой, кто так заботится о Белле, заслуживает поощрения.

– Что?.. – От волнения Белла не смогла закончить фразу.

Доминик вернулся к их столику. Он шел к ней такой целеустремленной походкой, что сердце ее усиленно забилось.

«Не будь дурой». Он ясно дал понять – более чем ясно, – что между ними ничего не случится. Она кивком указала на корзинку.

– Вам только красной шапочки не хватает, – сострила Белла в надежде, что шуточки помогут не расплакаться. Она даст волю слезам, только когда будет одна дома, в постели.

Он взял ее за руку и помог встать.

– Марко, позвольте мне ненадолго похитить вашу дочь?

Когда они уходили, Марко схватил ручку корзинки.

– Будьте с ней поласковей.

– Обещаю.

Она округлила глаза:

– А меня кто-нибудь спросит?..

Доминик увлек Беллу сквозь толпу. Очевидно, он не собирался слушать ее. Ей следовало остановить его и вырвать свою руку, но она не могла позволить себе такое поведение перед гостями.

Что-то глупое и предательское хотело остаться в его руке и идти с ним, куда бы он ни повел. Всегда.

Навсегда? Ха! Этого не будет.

А поверить в это, пусть и на пять минут, будет означать новые страдания. Поэтому, когда он потащил ее мимо гигантской карусели в прохладу вечера, она заставила его остановиться.

– Куда мы идем?

– На пляж. – Он жестом показал в сторону пляжа, чей песок струился серебром при свете звезд.

– Зачем?

Он потянул ее за собой.

– Зачем? – повторила она, изо всех сил стараясь сопротивляться.

– Мне надо поговорить с вами.

– Мы не можем поговорить внутри?

– Мне надо с глазу на глаз.

– Но…

Он посмотрел свирепым взглядом:

– Хотите, чтобы я вас понес?

Она сжала губы. Это было бы здорово. У него такие завидные плечи…

Она отогнала эту мысль.

– Хорошо, – резко ответила она. – На пляж.

Доминик замолчал, больше не проронил ни слова, даже когда они добрались до песка.

Он повел ее на южную пустынную оконечность пляжа. Разложил скатерть. Взял ее за руку, подвел к скатерти и попросил сесть. Открыл шампанское и налил ей бокал. Выложил клубнику на тарелку и поставил перед ней. Положил кусок торта с шоколадной глазурью и тоже вручил ей.

А затем стал расхаживать перед ней взад-вперед.

Она смотрела на все угощения, смотрела на него и морщила лоб.

– Доминик, а вы ничего не возьмете?

– Это же все ваше любимое, правильно?

– Да, да, – заверила она, раз это казалось таким важным для него.

Он пристально смотрел на тарелку в ее руке, и ей пришлось заставить себя откусить кусочек. Она не смогла сдержать вздох восхищения.

Как же она проголодалась! Она слишком нервничала, чтобы есть, перед открытием и была слишком занята потом, и даже не думала о еде. Белла откусила еще и попыталась разгадать мотивы Доминика.

Она задумалась:

– Дайте угадаю. Вы хотите поблагодарить меня за хорошую работу и отметить наш успех, правильно? – Он, очевидно, обставил все торжественно.

Она же хотела, чтобы они перестали притворяться и побыстрее разошлись.

Каждый день рядом с ним стал для нее своего рода пыткой. Белла пришла к выводу, что быстрое и корректное расставание будет лучшим вариантом.

– Это по поводу того, что я не размазня…

– Боже милостивый, это что еще? – Она осторожно посмотрела на него. – Конечно нет.

– Я не похож на отца.

Она молчала. Он перестал ходить вокруг нее.

– Это я понял, – он взглянул на часы, – приблизительно минут пятнадцать назад.

– Я… – Белла облизнула губы. Она не знала, что сказать. Здесь, рядом с ним, она была как в аду, но она не хотела уходить.

– Я понял это благодаря вам, Белла.

Благодаря ей? Как?

– Затем последовал целый ряд озарений.

– Неужели?

– Вы сказали, что любите меня, а я просто отвернулся от вас.

Белла смотрела на воду, на серебряную дорожку, прочерченную луной, и судорожно сглатывала, широко открывая глаза, чтобы унять жжение в них. Когда смогла убедиться, что голос вернулся к ней, то сказала: