Ронда Гарднер - Мечта Оливии

Они опустились на песок, обхватив друг друга руками и слившись в жадном поцелуе. Эдвард стянул платье с ее плеч, она почувствовала его теплое дыхание на своей коже, а потом обжигающий жар его рта. Ее руки теснее сомкнулись вокруг него, и вся она подалась ему навстречу.

Оливия твердила себе, что то, что она испытывает к нему, всего лишь чувственное влечение, но это была ложь. Желание может кружить голову, полыхать в крови, но оно не может заставить биться сердце в груди так сильно, что оно вот-вот разорвется. Оно не может порождать стремление отвечать поцелуем на поцелуй, прикосновением на прикосновение, оно не может вызывать слезы на глазах и дрожь ресниц.

Сделать это способно лишь одно чувство, то, в котором она отказывалась признаться. С дыханием с ее губ слетело слово, которое она тщетно пыталась удержать.

— Я люблю тебя, о, Эдвард! Я…

Ее надломленный шепот смолк в его объятиях. Было поздно вернуть сорвавшиеся с уст слова, она еще ждала, что он оттолкнет ее от себя, рассмеется и использует ее невольное признание для того, чтобы в очередной раз унизить ее.

Но он взял ее лицо в ладони и поцеловал, потом встал и поднял Оливию на ноги. Медленно, не отрывая глаз от нее, Эдвард застегнул пуговицы на ее платье и снова поцеловал ее.

— Пойдем со мной, — мягко сказал он. Он вел ее по песку к тому месту, где стояла его машина, помог ей сесть и, прежде чем занять свое место за рулем, еще раз крепко поцеловал. Двигатель заработал, и тут она неожиданно вспомнила: она была нагой под платьем. Оливия вспыхнула и прошептала:

— Эдвард!

— Да?

Она дотронулась кончиком языка до пересохших губ.

— Мои… мои трусики.

Его рука скользнула ей под юбку и замерла, достигнув бедер.

— Они не нужны тебе…

— Но… но я не могу… Он перегнулся к ней через руль, откинул волосы, запрокинул голову и крепко поцеловал в губы.

— Я не собираюсь трогать тебя, — с нажимом прошептал он, — по крайней мере, пока мы находимся в машине. Я хочу думать о тебе и хочу, чтобы ты думала обо мне и о том, что произойдет тогда, когда мы будем принадлежать друг другу.

У нее пересохло в горле. Девушка хотела сказать ему, что не могла даже мечтать о том, что происходит сейчас между ними, но не успела.

Его нога с силой надавила на газ, и, выбросив из-под колес град камешков, машина сорвалась вперед, в ночь.

Эта машина была почти точной копией той, на которой Эдвард ездил в Нью-Йорке — длинная, низкая, предназначенная для быстрой езды. Всего несколько дней назад Оливию стесняло то чувство близости, к которой располагал ее тесноватый салон, но сейчас, когда они мчались сквозь темную ночь, эта близость только усиливала возбуждение, пульсирующее в ее крови.

Эдвард взял ее руку и положил себе на бедро, да так и не отпускал, поэтому, когда он переключал рычаги, она словно бы участвовала в его действиях. Это была единственная точка соприкосновения с ним, но Оливии казалось, что их тела уже слились воедино. Ее бросило к нему, когда машина сделала крутой поворот, и Оливия уловила его запах, запах сильного и чистого тела.

— Эдвард, — прошептала она его имя и ничего больше, потому что чувствовала, что все то, что они должны сказать друг другу, скоро будет сказано, и знала, что он понимал это, потому что поднес ее ладонь к губам и поцеловал.

Он остановил машину возле одинокого домика на берегу залива, потом взял ее на руки и прильнул к ее губам крепким и жадным поцелуем.

Она прижималась к нему, когда он пронес ее сквозь темноту и поднялся в комнату, залитую молочным отсветом луны и полную аромата моря. Он медленно прижал Оливию к себе, и она своей плотью ощутила, как сильно он возбужден.

Ее груди прижимались к его телу, соски отвердели от соприкосновения с ним, а когда она ощутила его плоть у себя между бедер, она со стоном произнесла его имя.

— Да, — прошептал он хриплым, почти чужим голосом, — да. — Его пальцы стали расстегивать пуговицы одну за другой. Глаза Эдварда походили на темные озера, ноздри трепетали от желания, и она задрожала, когда поняла, каких усилий стоит ему не сорвать с нее одежду одним рывком.

Когда он расстегнул пуговицы до самой талии, то взял ее лицо в ладони.

— Оливия, — прошептал он, и она подумала, что никогда еще ее имя не звучало так сладостно и красиво.

Он целовал ее нежно и дразняще, пока ее губы не раскрылись, и она не прижалась к нему безмолвно, моля о большем. Она стала отвечать на его поцелуи и кончиком языка ласкала его губы, он пробормотал что-то, прижав ее к себе еще крепче и прильнув к ее губам.

Когда наконец Эдвард оторвался от нее, все перед ней было словно в тумане. Она шаталась, и он подхватил ее за талию.

— Эдвард, — пробормотала она.

— Да, любимая.

— Не останавливайся, прошу тебя, — шепнула она.

Он освободил ее плечи от платья, и ткань опустилась к ее бедрам. Она приоткрыла глаза, когда он чуть отступил от нее, и увидела, как Эдвард медленно разглядывает ее лицо, шею, обнаженные груди.

— Как ты прекрасна, — прошептал он.

На ее щеках появился румянец.

— Не смотри на меня так, — смущенно сказала она.

Он поднял взгляд. Она увидела, как что-то блеснуло в их глубине, возможно, изумление или более сложное чувство. Она попыталась прикрыться ладонями.

— Не надо, — сказал Эдвард хрипло, — я хочу видеть тебя.

Оливия стояла, вся дрожа, а он медленно раздевал ее, пока она не оказалась перед ним совсем обнаженной. Когда он разглядывал ее, она ощущала, что вся находится сейчас в его власти. Она чувствовала, как ее кровь начинает пульсировать в тех местах, куда падал его взгляд, и кожа розовела, словно осознавая свою беззащитность. Он посмотрел на ее груди, и она ощутила, как они напряглись.

Эдвард застонал и обхватил ее руками.

— Ты знаешь, как я возбуждаюсь, когда вижу, что ты хочешь меня? — прошептал он. Эдвард приподнял сзади волосы на ее шее и прильнул раскрытым ртом к горящей коже. — Я так долго ждал, Оливия, я хотел тебя так долго.

Всю жизнь, — подумала она, — я тебя ждала всю жизнь. Она и представить не могла, что будет когда-либо испытывать нечто подобное в мужских объятиях, охваченная жарким пламенем страсти, она ощущала каждое его прикосновение настолько остро, что полностью утратила чувство времени.

Его пальцы бродили по ее плоти, и Оливия стонала, когда они ласкали ее груди, когда он склонял голову и охватывал горячими губами соски. Она вскрикнула, как при ударе электрического тока, ее руки крепко обхватили его шею, ногти пронизали шелк его волос.

— Моя красавица, — шептал он, и нежность, которая некогда воспринималась ею как нечто, унижавшее ее, теперь наполняла ее сердце восторгом. Его руки скользнули по ее талии, и Эдвард опустился перед ней на колени, прижимая к себе. Он целовал ее груди, живот, бедра и вдруг прильнул к ее лону.