Дороти Хайтон - Призрак остается в прошлом

Патрик, не отрывая от нее взгляда, начал исследовать ее тело. Его губы слегка касались ее шеи, ключицы, плеча, легкие, как крылья бабочки, поцелуи заставляли ее трепетать от удовольствия. Тем временем руки его тоже были заняты, он отодвинул тесемки ее комбинации и лифчика, обнажил ее грудь, нежно лаская упругую бледную кожу с затвердевшими розовыми сосками. Она беспомощно наблюдала за ним, дрожа и хрипло дыша, и Патрик следил за ее лицом, пока его руки ласкали ее тело.

— В этом нет ничего ужасного, не правда ли? — прошептал он, мягко покусывая мочки ее ушей. — Это не пугает тебя, я не обижу тебя. Тебе это нравится. Не притворяйся, что нет. Ты хочешь, чтобы я касался тебя.

У нее не было сил отрицать это, даже если она и хотела бы, она задыхалась.

— Ты хочешь, чтобы я касался тебя, — повторил он хрипло. — Вот так…

И его руки нежно пошли вниз по женственным изгибам ее тела, проследовали по ее бедрам, тепло его ладоней, проникавшее через тонкий шелк, доставляло ей сильное наслаждение.

— И вот так… — пробормотал он, когда его рука нашла край ее комбинации, подняла кружево вверх и скользнула под трусики, гладя ее теплые, гладкие бедра изнутри.

Он зашел слишком далеко. Она напряглась.

— Нет! Не надо, не надо…

— Не паникуй, Антония, не начинай снова сопротивляться. Все хорошо, ты разрешаешь то, что тебе хочется, — сказал он мягко.

Девушка была такой горячей, что буквально горела. Она сильно дрожала, но было слишком поздно, чтобы останавливать его. Он знал теперь, что она хочет его, он открыл ей секрет, обнаружил влагу и жар, которые выдали ее, и мягко продолжал возбуждать ее кончиком своего пальца, ритмично и мучительно.

— О нет, — застонала она, закрыв глаза, пораженная и пристыженная.

Он поцеловал ее шею.

— Да, — прошептал он, в то время как его руки продолжали мучить ее, заставляя испытывать удовольствие, сводящее ее с ума. Ее сердце учащенно билось, она была едва в состоянии дышать, желая его так сильно, что более, кажется, и вынести не могла, и в то же самое время боялась тени третьего, которая всегда незримо присутствовала.

— Я не могу! — закричала она, и Патрик повернул ее лицом к себе.

— Ты все еще путаешь меня с ним? Чем я могу тебе доказать, что никогда не обижал женщину подобным образом? Я никогда в моей жизни не принуждал женщину дать мне то, что я хотел.

Антония с болью вздохнула, и он перестал говорить и посмотрел на нее.

— Ты ревнуешь, Антония? — спросил он.

Она не могла встретиться с ним взглядом. Он откинул ее голову назад, держа палец под ее подбородком, заставляя взглянуть на себя. Его губы искривились в триумфальной улыбке.

— Тебе нет нужды ревновать, я никогда не спутаю тебя ни с кем, дорогая, — прошептал он.

Никто не называл ее до этого «дорогая». Слово заставило ее растаять. Патрик наклонился, чтобы поцеловать ее, и она инстинктивно двинулась навстречу ему, ее губы раздвинулись. В диком порыве страсти она обвила его руками и притянула ближе, ее руки ласкали его затылок, плечи, спину.

Патрик застонал, оторвал ее от пола, и она внезапно почувствовала, что падает, смущенная, невесомая. Он бережно отнес ее на кровать и накрыл собою. Ее тело напряглось и стало выгибаться, чтобы противостоять ему, крик ужаса застрял в ее горле.

— Не пугайся, дорогая, — сказал он быстро. — Не напрягайся снова, бояться нечего. Это я… Посмотри на меня…

Она неуверенно взглянула не него, и у нее вырвался продолжительный вздох.

— Патрик…

— Да, это Патрик, тебе не надо больше бояться. Тебя не обидят, ты знаешь, что можешь доверять мне. — Он улыбнулся и поцеловал ее. Его губы были теплыми, нежными.

Антония поцеловала в ответ, начав находить удовольствие в тяжести его тела, его близости. Она обвила Патрика руками и беспокойно задвигалась, ее сердце учащенно билось.

Патрик сбросил туфли, продолжая обнимать девушку, начал срывать с себя одежду. Она лихорадочно помогала ему, расстегивая его пиджак, затем рубашку, стаскивая их с него, ее дыхание было хриплым и затрудненным.

Она не боялась его больше. Ею руководили другие чувства. Она, наконец, прикоснулась к нему так, как всегда хотела, начиная с первой минуты, как увидела. Желание вспыхнуло тогда в ней настолько сильно, что то, что случилось позднее, было похоже на суровый мороз, коснувшийся розовых бутонов, заставивший их почернеть от холода. Девушка думала, что чувства ее умерли. Ей никогда не верилось, что она снова сможет что-то испытывать, но сейчас для нее началась новая весна. Ее тело раскрывалось, как цветок, когда он ласкал ее.

Лежа обнаженным поверх нее, Патрик бормотал:

— Я не обижу тебя, дорогая.

Но Антония не слышала, что он говорит. Она была охвачена желанием гладить его загорелую кожу, прикасаться к его сильным и широким плечам, груди. Его мужская сила очаровывала ее. С необыкновенной страстью она поцеловала его.

Только когда Патрик раздвинул ее бедра и двинулся между ними, она пробудилась от неистовства своего желания и, замерев, бросила на него дрожащий, беспокойный взгляд.

Ее снова охватила паника, и девушка сопротивляясь выгнулась. Она не узнавала его лица. Он выглядел настолько другим, его щеки алели, черты лица были напряженными и безжалостными. Незнакомец из темноты вернулся, и Антония начала бороться с ним, задыхаясь от страха.

Но было слишком поздно, чтобы остановить его. Она почувствовала, как его тело с силой входит в нее, и боролась, инстинктивно использовав единственное оружие, которое имела. Антония вонзила ногти в его спину, ее тело извивалось, сопротивлялось.

— Прекрати, Антония, я думал, что мы уже позади всего этого, — резко сказал Патрик, подняв свое тело и схватив ее за плечи.

Она не могла говорить, но теперь, когда он неподвижно и тяжело лежал поверх нее, перестала бороться и хрипло дышала, ее глаза были закрыты, слезы текли по лицу.

— Я… ты…

— Я сделал тебе больно?

Она покачала головой.

— Так что тогда вызвало этот взрыв?

— Извини меня, — прошептала она, ее руки двигались по его спине. Она нащупала сделанные ею царапины и прикусила себе губу.

— Я сделала тебе больно, — заплакала она. — У тебя кровь на спине.

— Это не имеет значения, — нетерпеливо прервал Патрик.

— Имеет. Я не хотела этого, извини, — сказала она. Его спина была такой гладкой, и ей хотелось снова погладить ее, перемещаясь от позвоночника вниз к твердым ягодицам, но сейчас она все испортила.

— Перестань плакать, Антония! Я не могу вынести, когда ты так плачешь. Как будто маленькая печальная девочка. Извини, мне не следовало продолжать, но я думал, что ты готова, я был так уверен в том, что ты меня также хочешь.

Он попытался встать, и она знала, что он оставляет ее, этого она не могла вынести. Антония вцепилась в него обеими руками и почувствовала, как напряглось его тело, как глубоко он дышит.