Валентин Афонин - Однажды навсегда

— А телефон?.. — Он тоже поднялся во весь свой рост и оказался вдруг выше нее почти на голову.

— Телефон?.. — Будто с удивлением взглянула на его далекую вершину и улыбнулась. — Вам он нужен как Трофей? Пожалуйста… — Назвала номер. Он повторил, напряженно вдумываясь в знакомый ряд цифр, и тут до него дошел ключ той ошибки. Вот оно что: набирая номер Инны, он машинально накрутил свой собственный, первый три цифры, затем в четырех последних перешел на Иннин, а в результате — такое удивительное сочетание. Старый маразматик!

— Трудно запоминается, правда? — не преминула съязвить она.

— Легче чем вы думаете, — ответил он. — Не беспокойтесь.

— А я не беспокоюсь. Я знаю, что вы уже все забыли.

— Мы не забыли. Как вас назвать-то при случае?

— Ах да, нас много у вас. И каждое имя — это тоже трофей — «при случае», да?

— Ну почему… — смутился. — Просто… Интересно…

— Понимаю, интересно просто… — И как бы раздумывая, сложила губы трубочкой, тихонько свистнула, и опять словно ниоткуда к скамейке прикатился и энергично зафыркал и запрыгал внизу этот чертяка Чино. Она сошла к нему, поймала за ошейник, ловко пристегнула тонкий поводок, невозмутимо продолжая: — Конечно, без имени не то. Теперь вас это будет сильно мучить, не так ли, Владимир?

— Не знаю… — усмехнулся, пожал плечами.

— Мне очень жаль, — сказала она, — но помочь ничем не могу. Прощайте.

— До свидания, — уточнил он.

— Что ж, посмотрим, не будем зарекаться, — улыбалась она скептически. — Но на всякий случай все-таки прощайте. — И — счастливая, гордая, независимая, — задрав свой покусанный нос, пошла восвояси.

Правда, Чино чуть не испортил картину: рванулся стремглав, натягивая поводок и пробуксовывая задними лапами, едва не сбив свою хозяйку с ритма, — но это уже детали.

Тьма поглотила их почти мгновенно.

Он было подумал, не догнать ли их, не проводить ли, все равно ведь по пути — выход со двора как раз в той стороне.

Но решил не давать ей липшего повода для насмешек.

Дойдет, не маленькая, в конце концов.

Да и пудель проводит.

Подумаешь какая!..

А сам еще долго стоял на скамейке — «позабыт-позаброшен» — и, рассеянно разглядывая в тусклом свете детские конструкции, улыбался.

— Ну что произошло-то? — дразнил он себя. — Ничего ведь! Абсолютно ничего!..

И все же — понимал — произошло…

Наконец в правом верхнем углу дома вспыхнул среди черных дыр оранжевый квадрат — «седьмой этаж, пятое справа» — все верно, не липа.

И тут же в соседнем окне погас ночник: мамуля дождалась полуночницу-дочь.

А как же отец?

Отца у них не было, ясно.

Смелые женщины, однако…

А дом — почти весь — погрузился в сон. И футбольные страсти улеглись, как видно. Лишь несколько окон разрозненно светились в ночи, и слышалось забытое радио — тихая музыка.

Он вздохнул и, вспомнив, что собирался уходя погасить свет, посмотрел вверх, под ржавый колпачек, потянулся рукой к выключателю на столбе: щелк — лампочка погасла.

Снова кромешная тьма, как будто ослеп. И ни звезд, ни луны — за облаками, что ли?..

Но, спускаясь ощупью на землю, опять посмотрел на правое крыло дома и самодовольно улыбнулся: ее окно светило ярче всех — до-олго будет помнить, девчонка!

Потом, уже выбравшись из темноты двора в свет пустынной улицы и радуясь, что хоть домой идти недалеко, каких-нибудь 15–20 минут переулками — судьба на этот раз обошлась по-божески! — вдруг вспомнил момент своего позорища — ну, может, не позорища, а досадной оплошности: «Я звонил… не вам», — и сокрушенно покачал головой: не так надо было!..

А как?..

Да очень просто: я звонил… я звонил… — и тихо засмеялся, опять почему-то довольный собой: ну кому? Кому ты звонил? Слабо красиво солгать? Не берись!..

А телефон в его квартире звонил, надрывался, словно не умолкал весь вечер и всю ночь.

— Где ты был? — без лишних предисловий, просто и ясно, даже, казалось, спокойно спросила Инна, но ему-то еще надо было подготовиться, обдумать.

— Сейчас, погоди, Ин, прости, я сейчас, — пробормотал он, морщась и слегка сопя от боли в ушибленной коленке.

— Ты что, уже спишь?.. — Видимо, такой неожиданный его маневр немного сбил ее с толку.

— Да нет, здесь темно, упала трубка, извини… — И про себя усмехнулся: даже в этой безнадежной ситуации нашлась возможность потянуть с ответом, и как же оказалось кстати, что он, услышав звонки еще за дверью и решив прикинуться больным, в спешке не стал включать свет в гостиной и сослепу наткнулся на столик, чуть не опрокинув его вместе с телефоном. Трубка от удара подскочила и свалилась с рычагов, громко стукнулась о деревяшку, скатилась на пол, на ковер, пришлось униженно ползти за ней под столик, лихорадочно шарить в потемках.

— Ну все? Говорить можешь?

— Могу вообще-то. — Все еще посапывая немного нарочито, он переместился с четверенек на пятую точку: вставать с пола не было пока ни сил, ни настроения.

— А что там с тобой такое?

— Да ерунда, ударился нечаянно, тут темно, упала трубка, я ж говорил. — Прикидываться было бесполезно, больной давно сидел бы дома, и он решил идти в открытую, продолжая, впрочем, заговаривать зубы.

— А где ты был?

— Слушай, ты как робот в справочном: «Ждите ответа, ждите…»

— Нет, — ледяным тоном. — Я тебя последний раз спрашиваю: «Где ты был?»

— Последний? А робот может бесконечно: «Ждите ответа, ждите…»

Короткие гудки в трубке он принял как должное, почти равнодушно.

Пусть, пусть она узнает его без прикрас, пусть лопнет ее терпение, и пусть она сама поворачивает дело, как ей вздумается, надоело маскироваться.

Но только он поднялся с пола и, потирая ушиб на коленке, отковылял к дверям, включил полный свет — опять звонки.

— «Ждите ответа», — прогундосил он в трубку, с отчаянным легкомыслием возобновляя свою злую, подлую игру.

— Перестань, пожалуйста, — устало попросила Инна. — Что случилось?

— Ничего не случилось.

— А почему не позвонил?

— «Ждите ответа».

— Володя, милый, не нужно. Я серьезно.

— Я тоже серьезно.

— Почему ты не позвонил?

— «Ждите ответа».

— Ну, Вовка, я прошу-у тебя!.. — прямо крик души, который наконец-то образумил его.

Какой позор! Какая мерзость! Ведь сам же во всем виноват и сам же — подлая натура — издевался над ни в чем неповинной женщиной. Ну что за чертовщина такая? Что за тупик? Уродство! Ну скажи ты прямо, скажи! Ведь измучился, сам себе стал противен! Ну хватит же, хватит!..

— Извини, — пробурчал он и со вздохом присел на подлокотник.

— Пожалуйста, — отозвалась Инна удрученно, с укором, но уже смягчаясь. — Так что там у тебя?

— Я сам не знаю, Ин… Правда… — Свободной рукой полез в карман куртки за сигаретами — вытряхнул одну из пачки на стол.