Любовь Кольцова - Розовая шубка

В ответном слове Марианна поблагодарила преподавателей, в особенности Ингу Вячеславовну Вишневскую, за внимание и помощь.

На этом официальная часть окончилась. Вместе с Ингой они уединились в буфете, взяли кофе, пирожных, немножко коньяку и надолго пропали для окружающих. Марианна подарила своей наставнице хрустальную сахарницу с серебряной отделкой и гербом города Лейпцига и серебрянные щипцы для сахара. Для полноты картины она не могла не насыпать в сахарницу мелкие шоколадные конфеты в ярких золоченых обертках.

— Ты вся светишься, — залюбовалась Инга. — Вот что значит успех!

— Это ваша заслуга, Инга, — улыбнулась Марианна.

— Не скромничай. Твое следующее произведение станет очередной удачей.

— Но это не будет гобелен. Мне уже тесно в ручном ткачестве.

Инга медленно кивнула. Эта девушка — просто клад. С нею не соскучишься и не пропадешь, ее смелости и способности к свежим решениям доступна любая вершина. А новые идеи — это соль соли любого дела, без них не получается ничего.

«Так, — подумала Инга, — эту молодую особу следует обучать на высшем уровне, помогать во всем и посвящать во все тонкости. Это будет большой мастер, истинный художник. И как хороша! Зеленое платье, свежее ровное лицо, русые косы».

— У тебя прекрасное будущее, Марианна. Я в тебя верю и готова помогать в любых начинаниях.

— Спасибо. У меня как раз новая задумка.

В конце марта на «Гусиную Землю» вновь пришла весна. Еще трещали морозы и завывали метели, но солнце, выглянув в раскаленных пеленах из-за горизонта, уже не покидало небосклона, разве что на часок-другой белой ночи. В части начались соревнования по лыжам, учения, стрельбы, тренировочные бои. Скоро ждали новобранцев, а там и прилета гусей-лебедей.

Все это было хорошо, но с наступлением весны Дима Соколов почувствовал, что в нем назревает бунт. Собственная жизнь стала казаться ему бессмысленной и ненужной, как картофельные очистки. Он устал от однообразия, от армейской несвободы. За весь март не пришло ни одного нормального письма. Писала мать, но кто ждет ее писем! Когда есть вести от подруг и друзей, материнские письма читаются в последнюю очередь. Полный атас. Даже из «того семейства», откуда, по Витькиным словам, его станут доставать на предмет отцовства, не было ни звука. Связистка надоела, он отдал ее Витьке. Все надоело, в натуре. Дима задыхался. Разок-другой уже разряжал он автомат в воздух, чтобы снять напряг, чем вызвал настороженность лейтенанта.

— В чем дело, Соколов?

— Извините, товарищ лейтенант, пристрелка оружия.

— Из дома пишут?

— Пишут, товарищ лейтенант. Все в порядке. Разрешите идти?

— Идите.

Он четко повернулся «кругом», сделал несколько шагов, ладный, рослый, рыже-блондинистый, с крепкой загорелой шеей, но офицер снова окликнул его, на этот раз не по уставу.

— Дима! Что с тобой происходит?

— А! — Дима махнул рукой. — Не грузите меня, Игорь Владимирович, и так хоть расшибись. Оттянуться бы на воле.

— В отпуск рано.

— А июля мне не видать.

— С чего ты взял глупость такую?

— А! — Он снова махнул рукой. — Я пойду?

— Иди. Закури вот моих.

Лейтенант достал сигареты, угостил. Дима спокойно затянулся, отошел и вдруг со всей силы поддал ногой пустое ведро. Оно с грохотом влетело в открытую дверь казармы, очумело ударилось в стену и завертелось в углу. Все выскочили, как по тревоге.

— Соколов! — гаркнул лейтенант. — Наряд на кухню вне очереди. Ведро починить и выровнять.

— Ну, вообще…

— Отвечайте по уставу!

— Есть починить и выровнять.

На самом деле Дмитрия глодало совсем не это. Сын. Усталость, опасность, дрянное питание не щадили никого, но в глубине души Дима тосковал о сыне. Вопреки Витькиным издевочкам, он был уверен в Оле. Ее молчание лишь укрепляло эту веру. Сын.

«Какой он? Сейчас ему третий месяц. Поли, беленький. Интересно, у него есть родинка на одном местечке, как у всех мужчин Соколовых? Оля, Оля… «Ромашка». Три года глаз не сводила, а когда надо — молчит. И молится за него. Неспроста же его ни одна опасность не берет, как заговоренного. Значит, любит? Или уже нет?»

Это становилось невыносимым. Он чувствовал, что вот-вот отвяжется, сорвется, разнесет все в пух и прах, здоровенный, запутавшийся, никому не нужный, как картофельные очистки.

Все произошло неожиданно. В конце апреля, неизвестно по чьему недосмотру, на территории дизельной заправки в цистерну с горючим врезался на полном ходу БТР, оказавшийся без водителя. Сам по себе, словно от судьбы. Грохот получился знатный, железки летели во все стороны, но жертв не было. И Дима, хотя и находился в двух шагах, уцелел по обыкновению, зато крепко получил по ноге крышкой от цистерны, сорвавшейся при взрыве боевой машины. Полная горючего под завязку, она потому и не взорвалась, матушка-цистерна, а то некому и некуда было бы ставить злополучную крышку.

После этого кое в чем кумекавший лейтенант исхлопотал ему отпуск.

После обожания первых дней между Марианной и Сергеем началось «расхолождение». Бывало, они не разговаривали по два-три дня, занятые своими стремительными делами, и вдруг она спохватывалась: «Что такое?» — цветы от него приносили прямо в аудиторию! Бывало, его крутая разносная речь по мобильному телефону, с трехэтажной бранью, за которую он уже не извинялся перед ней, разбивала в сердце всю нежность к нему, но проходила минута, он смотрел в ее глаза, и она забывала обо всем на свете. Как это непохоже на темную гиблую пропасть, из которой она выбралась недавно! Она шла вместе с ним на равных, поддержанная его пониманием на каждом шагу. Ах, как непохоже! Колье с бриллиантами он застегнул на ее шейке в ложе Большого театра. Но после первого поцелуя в Лейпциге он словно забыл о том, что она красивая и привлекательная, и словно присматривался: «Невеста? Да? Нет?»

Однажды, в конце апреля, его не было целых четыре дня. Она ходила сама не своя. Стояли жаркие, почти летние дни, но Марианну знобило, как в лихорадке. Ревнивые мысли о секретарше, словно осы, кружились в голове.

— Марианна, — позвонил Сергей как ни в чем не бывало. — Извини, я был в Турции, не успел тебе сказать. Я сейчас подъеду.

«У него всегда отговорки, — рассердилась она с облегчением. — Попробуй-ка я такое сотворить!»

Марианна встретила его холодная как лед.

— Что, что? Я виноват? — встревожился он. — Говори, что?

— Я хочу познакомиться с твоей секретаршей, — твердо сказала она.

Как громом пораженный, он посмотрел ей в глаза.

— Ты с ума сошла, Маришка!

Она молчала. Растерянно пожав плечами, Сергей согласился.

— Хорошо, поехали. Ради Бога. Я и сам хотел пригласить тебя в офис.

Это был старинный двухэтажный особняк на Ордынке. Внизу сидела охрана, два молодца в камуфляжной форме.