Эми Эндрюс - Жаркие ночи

Все прошло неплохо. Нет.

Открылась стеклянная дверь, и в заваленный вещами холл вошла Клаудия с покрасневшими от слез глазами. Эйвери, Джона, Айсис и Сайрус подняли голову от стола администратора, который перенесли в мини-штаб. Джона вопросительно посмотрел на Эйвери.

— Клод? — позвала Эйвери.

Клаудия не остановилась и не ответила.

— Клаудия?

На этот раз она слегка замешкалась, прежде чем ответить: «Со мной все в порядке. Просто надо немного побыть одной». Клаудия направилась к широкой элегантной лестнице, достойной дворца махараджи.

Воцарилась тревожная тишина. Все четверо смотрели, как стремительно она поднимается в свой кабинет на верхнем этаже.

— Что это было? — спросил Сайрус, местный парень, работавший в «Тропикане» коридорным.

— Не знаю, — ответила Айсис, его сестра, администратор.

Брат с сестрой, рожденные родителями-хиппи, были очень похожи, оба с ярко-рыжими волосами и веснушками.

— Мне кажется, я знаю. — Эйвери сощурилась при появлении Люка.

Он взглянул на стол администратора. Люди в холле выглядели совсем негостеприимно.

Он шел по великолепному мозаичному полу из плиток песочных оттенков, составлявших неповторимый узор, обходя роскошные ковры, уютные кресла и пальмы в горшках. Колоссальные бежевые колонны поднимались к потолку второго этажа, поддерживая куполообразный потолок, украшенный фреской с изображением полуночного небосвода с сияющими звездами.

В детстве он мог любоваться фреской бесконечно, теперь же она казалась еще одной реликвией прошлого.

— Люк Харгривс, — с упреком констатировала Эйвери, — это ты заставил Клод плакать?

Люк посмотрел на Джону, стоящего за спиной Эйвери и глазами подающего ему сигналы сейчас же уходить. Джона, как и Люк, знал: Эйвери — самый яростный защитник Клаудии.

— Боюсь, что я, — морщась, ответил он, приближаясь к столу.

К его удивлению, Эйвери пожала плечами:

— О, слава богу, ей нужно хорошенько выплакаться.

— Да, — согласилась Айсис, — она уже несколько дней твердит, что все чудесно.

— Чудесно, — повторил Сайрус, — как заезженная пластинка.

— Ну, — Люк пожал плечами, — миссия выполнена.

Он был рад, что группка расслабилась и уже не выглядела так, будто собиралась повесить, утопить или четвертовать его. Явно Клаудия смягчила их. Но это не снимает с него вины. Нельзя простить того, что он ей наговорил. Люк чувствовал себя подлецом.

Он хорошо помнил, как она боготворила его, и сейчас предпочел бы именно такое отношение. Правда, отказавшись оставить Великобританию и управлять курортом вместе с ней, он явно ощущал себя колоссом на глиняных ногах.

Люк посмотрел на лестницу, снова взглянул на группу за столом. Надо было идти извиняться.

— Думаю, я пойду посмотрю, как она. Извинюсь.

Эйвери покачала головой:

— Не стоит, будет только хуже.

Джона согласился:

— Тебе, парень, нужно дать ей время остыть.

Остыть? Будто это возможно в жуткой жаре, стоявшей в здании из-за отключения электричества, с помощью которого просторный холл превращался в блаженный рай. К новому приступу недовольства собой добавилась внезапно навалившаяся усталость.

Он чертовски страдал от смены часовых поясов после перелета, взмок как мышь в одежде не по погоде, но ему нужно уладить дело с Клаудией.

— Почему, пока мы летели, ты не сказал мне, что она настолько расклеилась? — спросил он Джону.

— Ничего она не расклеилась. — Эйвери встала на защиту Клаудии.

— Не делай из меня дурака.

— Она работала день и ночь, как вол, организовывая здесь все, восстанавливая, что можно, чтобы, когда завтра отменят штормовое предупреждение, мы смогли бы начать расчистку. Я не говорю о том, что ей пришлось улаживать дела с двумя сотнями постояльцев, ожидавшихся в течение следующих нескольких недель. — Эйвери посмотрела на него. — Она помогала в городе и другим курортам. Она сильная, лидер. Она не расклеилась.

— Тогда почему она расплакалась?

Эйвери покачала головой:

— Она измучена, переживает и беспокоится. Не спала почти пять дней. Вся ее жизнь полетела к чертям и, может быть, не знаю точно, она думала, что ты единственный человек, который по-настоящему поймет ее отчаяние. Никто из нас не может до конца понять, насколько беда на курорте, который она так любит, ранила ее. Только ты, Люк. Ты это сделал, Люк? Ты пошел на пляж, сказал ей, что все понял?

Он игнорировал укор Эйвери, чувство вины вновь захватило его.

— Я спрашивал, как она, ты сказал, хорошо.

Джона кивнул:

— С ней все хорошо. Чудесно . Учитывая то, что все, сделанное ею для курорта за последний год, разлетелось вдребезги. Она работала, помогала всем нам. Но ее семья — это ты, старик. Твое мнение всегда значило больше, чем чье-либо еще.

Люк нахмурил брови, расстроенный, что Джона прав. Он набросился на нее, обидел.

— Точно. Я лучше пойду и улажу все.

Эйвери остановила его:

— Я знаю, ты мужчина и все такое, в тебе заложено умение улаживать, но ей нужно просто побыть немного одной. Умный мужчина дал бы ей такую возможность. И может быть, после этого ей захочется, чтобы ты обнял ее.

Он кивнул.

— Дай ей время, старик. На твоем месте я бы не добавлял, ей и так досталось.

Хороший совет. Но ему невыносимо, что она наверху совсем одна и рыдает от того, что он наговорил ей. Клаудия никогда не была плаксой, живая, веселая, энергичная.

Как солнечный зайчик .

Он виноват, что она льет слезы.

Люк покачал головой:

— Нетушки, извините, не могу.

И ушел. Все следили за тем, как он поднимается к Клаудии.

Эйвери вздохнула:

— Думала, он умнее.

Джона обнял ее за плечо, прижал к груди.

— Даже умный мужчина может сглупить, если дело касается женщин.

Она улыбнулась и тоже обняла его.

— Это верно. Вы бываете довольно тупыми.

Джона хмыкнул и чмокнул ее в висок.

— Это плохо кончится, правда? — спросил Сайрус сестру, потрясенный, что кто-то может пойти против желания Клаудии.

Айсис кивнула:

— Ему конец.

Ноги сами привели Люка к двери номера «Копакабана» — люкса, где Клаудия жила с родителями с шести лет. Он и его родители жили рядом, в люксе «Тадж Махал». Прежде чем постучать, он засомневался: вдруг она тут больше не живет. Может, перебралась в более скромный номер, когда родители уехали.

Но мысли быстро улетучились. Клаудия Девис сентиментальна и вряд ли избежала ностальгии по дому ее детства. Или по виду с ее балкона.

Он постучал. Ответа не было.

Он снова постучал. Громче. Все равно ответа не было.

— Клод, я знаю, ты здесь. Открой.

Ответа не было.

— Я могу целый день стучать, — пригрозил он, несмотря на то что падал от усталости. — Я сяду здесь и буду ждать, когда ты выйдешь. Когда-то ты ведь все равно выйдешь. Могу просидеть здесь целую неделю, тебе придется смириться с этим.