Олег Суворов - Амазонка

— А юная мадемуазель ее не отдает, пока вы на ней не женитесь?

— Именно так. — И несчастный банкир жалобно посмотрел на меня. — При этом я вовсе не хочу угрожать или пугать это милое дитя. Более того, я бы охотно продолжил наши отношения, но, увы… В общем, мне надо добыть эту папку любым способом!

— Здорово, — присвистнула я. — Хорошенькую роль вы мне отводите! Нет уж, извините!

— Как, вы отказываетесь? Но почему?

— Да потому, что со своими возлюбленными разбирайтесь сами.

— Но подождите, Оленька, ведь я же объяснил вам, в чем дело…

— Вот именно поэтому оно мне и не нравится.

— Но как же быть? — засуетился банкир. — Ведь я же не могу посылать к ней Стаса… Она такая нежная, хрупкая. А вы как-нибудь по-женски сумели бы уговорить ее не дурачиться, а?

«Да, действительно, — подумала я, — зачем отказываться? Если какая-то юная дуреха возмечтала стать банкиршей, то надо как можно деликатнее прочистить ей мозги, а не запугивать таким мордоворотом, как Стас».

— Ладно, черт с вами, — с досадой согласилась я, — можно попробовать. Но что она хоть собой представляет, эта ваша возлюбленная?

— Маленькая лицемерка! — вспыхнул Херувимов, мгновенно забыв про предыдущие нежности. — Знаете, Ольга, на ее примере я даже вывел такую формулу: самое наивное лицемерие — это глупость, самое прямолинейное — демагогия, самое изощренное — обольщение!

— Прекрасная формула, хотя она ничего и не объясняет. Ладно, тогда скажите другое — как вы себе представляете план моих действий?

— Это совсем просто! Давайте послезавтра вместе сходим к ней на концерт, после чего я вас познакомлю. Ну а дальше вы уж сами что-нибудь придумаете.

— А она что — певица? — насторожилась я.

— Нет, органистка, — безмятежно отвечал Херувимов, очень довольный моим согласием. — Надеюсь, что вы относитесь к органной музыке лучше, чем Стас, который после концерта заявил мне, что еще никогда в жизни не подвергался столь суровому испытанию — даже когда вжимался в землю, слушая свист пуль чеченских снайперов.

— Ничего, вытерплю, — мрачно заявила я и с затаенной надеждой на возможное недоразумение задала последний вопрос: — А как ее зовут?

Услышав ответ банкира, я едва сдержалась. И когда только моя милая Ксюша все успевает — и на органе играть, и с банкирами трахаться?

Примерно такой вопрос я и задала ей, когда она начала увлеченно рассказывать мне о своем новом приключении. Этот разговор происходил вечером следующего дня. Я заехала к Ксюше после работы, заранее составив примерный план действий.

Как же это было тяжело — лукавить и лицемерить со своей лучшей подругой, которую по жизни привыкла любить и оберегать от всяческих неприятностей! Если телохранительницей Херувимова я была по долгу службы, то «берегиней» Ксюши, как это не высокопарно звучит, — по зову сердца.

— Наше знакомство состоялось совершенно случайно, — весело щебетала она. — Помнишь тот вечер, который мы провели с этими дурацкими уфологами?

— Конечно, помню. Но ведь ты же потом сразу поехала на репетицию?

— Так в том-то все и дело! Я даже не успела заехать домой переодеться и притащилась в консерваторию на высоких каблуках, в короткой юбке и в одних колготках на голое тело — ведь мои трусики съел этот дурак Андрей.

— Ну и что? — невесело усмехнулась я.

— Ты же видела меня за органом — мне приходится постоянно тянуться к разным клавишам, как ручным, так и ножным, а в короткой юбке да еще на каблуках это делать очень неудобно. А юбка, да еще кожаная, постоянно топорщится и задирается…

— Но ведь ты же репетируешь в пустом зале, где тебя никто не видит!

— Да, верно, но туда всегда может кто-нибудь заглянуть. А иногда и мои знакомые приходят послушать.

— Ну а банкир-то как там оказался?

— Он мне потом рассказывал, что заезжал к директору консерватории по своим делам. Представляешь, их банк оказывает нам спонсорскую поддержку.

— С этим ясно, давай дальше.

— А дальше он проходил по коридору, услышал, как я играю, и заглянул внутрь. Ему так понравилось, что он сел в первый ряд и дослушал все до конца.

— Ему так понравилась твоя игра или его возбудил твой пикантный вид в задранной юбке и без трусиков?

— Наверное, и то и другое, — самодовольно усмехнулась Ксюша. — Короче, еще во время репетиции он послал телохранителя за букетом роз, а после ее окончания поднялся на сцену знакомиться.

— Надеюсь, ты не слишком быстро ему уступила?

— Не, а чего тянуть-то? — искренне удивилась она. — Он меня пригласил в такой шикарный ресторан и так роскошно угостил, что я просто не смогла ему отказать, когда он попросился в гости.

— Гм! В следующий раз, когда тебе очень захочется в ресторан, скажи мне. Ну и что было потом?

— Я его спросила: «Как ты ко мне относишься?» Он ответил: «Обожаю!» И тогда я говорю: «Разводись с женой и давай поженимся».

— О Боже! — не выдержала я. — Да на фига он тебе сдался! Ты такая красивая, стройная, молодая — так зачем тебе этот пятидесяти… — Тут я вовремя прикусила язык, вспомнив, что Ксюша не должна знать о моем знакомстве с Херувимовым. — Ну что ты в нем нашла?

— Ой, что ты! — Ксюша всплеснула руками от избытка чувств. — Ты так говоришь потому, что его не видела. Он такой толстый, пушистый и славный… Совсем как мой котик! — И, нагнувшись с кресла, она подхватила на руки теревшегося о ее ноги белоснежного ангорского кота.

Тот немедленно завозился, растопырил толстые лапы и попытался ее укусить.

— Ой, Томино, как тебе не стыдно! Нельзя кусать свою мамочку!

Я с ненавистью посмотрела на эту жирную, кастрированную сволочь, и кот ответил мне не менее злобным взглядом. Наши отношения не сложились с первых же минут знакомства — проклятый Томино сразу почувствовал во мне злейшего врага и повел себя соответствующим образом, при каждом удобном случае пытаясь порвать колготки или укусить за ноги. Сначала я, исключительно из любви к Ксюше, пыталась его задобрить, но потом бросила эти попытки.

Сама я не люблю кошек, зато обожаю собак. О, это такие чудесные существа, смысл жизни которых состоит в безграничной любви к своему хозяину, в то время как кошки холодны и эгоистичны. Григорий Горин был совершенно прав, когда однажды назвал собак «последними ангелами».

С некоторых пор меня откровенно бесила привязанность Ксюши к своему коту, переходившая все границы разумного. Несмотря на надоедливую телерекламу этот гад упорно не желал жрать свой «Вискас», предпочитая вареную навагу. Иногда он наглел до такой степени, что отказывался даже от рыбы, и тогда Ксюша готовила ему курицу в духовке! Но самым гнусным было то, что несмотря на обилие дезодорантов и освежителей воздуха квартира моей подруги постоянно благоухала двумя тошнотворными ароматами — запахом кошачьей мочи и вареной рыбы.