М. Хайнце - Любовные игры

Неожиданно он получил сильный пинок в зад. И хотя боль от удара голой ноги почти не ощущалась, но сила его заставила Алекса ласточкой пролететь через большую часть спальни, прежде чем он смог приземлиться. Мягкий ковер смягчил удар, когда Алекс упал, перевернулся и остался недвижим.

— Итак, Демосфен с Бродвея! — воскликнула Маги, подбоченясь. — Ты доволен ответом?

Алекс не двигался.

— Ты можешь набить мне рот камнями со всего Манхэттена, — с подъемом вещала Маги. — И тогда я буду говорить четко и чисто, как колокольчик. Но я не позволю тебе забить мне рот овощами. Ты слышишь, Алекс? — Она рассматривала скрюченную фигуру, неестественно раскинутые ноги, странное положение головы — все говорило о переломе шейного отдела позвоночника. — Алекс, если ты мертв, то можешь меня не слушать. Обморок я не считаю уважительной причиной.

Он ловко сел и с упреком покачал головой.

— Любой человек с добрым сердцем в груди уже опустился бы передо мной на колени, крича от отчаяния, так убедительно я изобразил перелом позвоночника и разбитые ноги.

— Чистейший балаган, — констатировала Маги и презрительно посмотрела на него с возвышения. — Это ты уже изображал полтора года назад в пьесе «Утка учится летать». То же самое положение.

— Публика рыдала.

Он протянул ей навстречу руку, чтобы она помогла ему подняться.

— Правильно, публика плакала уже во время первой сцены, так как главный герой был чудовищно плох. Людям было жалко своих денег. Но тут появилась я, и публика успокоилась.

Зеленые глаза Алекса мечтательно заблестели, он опустил руку и растянулся на ковре. Его взгляд, исполненный тоски, задержался на Маги.

— Помнишь? — спросил он бархатным голосом. — Тогда я… я играл в пьесе «Утка учится летать» молодого человека, который выбрасывается из окна и, разбившись, лежит на мостовой.

— У меня здесь два окна, — Маги показала на окна. — У тебя есть выбор.

— И вот появился ангел. — Его взгляд стал еще мягче. — Этот ангел — это была, конечно, ты, мой ангелочек, — снова подарил молодому человеку жизнь, но юноша должен был в течение месяца влюбиться, и, если избранница ответит ему взаимностью, он будет жить дальше.

— Трудно поверить, что девушка может влюбиться в тебя, — сухо отрезала Маги и посмотрела на часы. — Боже, сколько времени! Гости придут в восемь, а я…

— Ты тогда влюбилась в меня, — продолжал льстиво Алекс и улыбнулся той своей улыбкой, против которой Маги обычно не могла устоять. — Было прекрасно!

— Да, в пьесе, потому что так было в книге. — Она сделала крюк, чтобы не проходить рядом с ним.

— Не только в пьесе, Маги. Мы любили друг друга до и после представления, любили страстно.

Она остановилась, высоко подняв брови.

— Действительно, припоминаю, что пару раз ты приставал ко мне со своими сексуальными домогательствами в гардеробной.

— И ты была в восторге. — Он попытался подставить ей ножку, но это не удалось, и тогда он вскочил и схватил ее за пеньюар. — Один раз ты так кричала, что мне пришлось заткнуть тебе рот подушкой.

Маги смотрела на его руку, вцепившуюся в ее пеньюар.

— Да, я припоминаю. — Она миролюбиво засмеялась. — Я стонала, вопила, кричала.

— Да, это было безумно хорошо, — бормотал Алекс, довольно улыбаясь.

— Я лежала на заколке, которую забыла на тахте моя костюмерша. — Маги вытащила пеньюар из его ослабевших пальцев. — А ты прижал меня своим весом к острию, это было ужасно. У меня и сейчас еще отметина на попке.

Алекс сглотнул и снова сел, поджал ноги и положил подбородок на колени.

— Ты была очаровательна, — сказал он тихо, и его нежный голос окутал Маги, завлекая в ловушку, так что она остановилась на месте. — Я припоминаю момент нашего знакомства. Ты вдруг появилась передо мной, и я подумал: кто это дитя? Это прелестное, невинное дитя с кудрявой головкой и большими мечтательными глазами? — Он сладострастно вздохнул. — Но я понял потом, что ты не ребенок, а расцветшая женщина с наивной невинностью ребенка, красота которой подобна чистой белой лилии.

Улыбающаяся Маги сникла.

— Это же из пьесы «Плачущий кактус», в которой ты играл, ты, лицемер! Ты забыл, что я знаю наизусть все пьесы, в которых я хоть раз играла или которые смотрела на сцене. Что ты на самом деле хочешь, таракан?

— Я хочу оживить в твоей памяти дни нашей любви, полные нежности, страсти и огня. — Алекс встал на колени. — Приди, я обовью тебя руками и, если ты тоскуешь обо мне, я буду целовать тебя, пока…

— Ты оскорбил мою незапятнанную чистоту актрисы, — поспешно возразила она, чтобы избежать опасного томления во всем теле. Она ясно вообразила поцелуи Алекса в этой позе. Нет, до этого сегодня не должно дойти. — Ты, самодеятельный артист, опозорил меня, и этого я тебе никогда не прощу.

Его взгляд устремился на ее тело под пеньюаром, казалось, он хотел проникнуть сквозь золотистую материю.

— Дорогая, я только заставил тебя сделать эффектный трюк, добавив в твою игру, ставшую со временем несколько вялой, немного пряности, — он быстро поднялся, — остроты и укропа.

Маги почти сдалась его задорной улыбке, но именно почти.

— Ты забыл что-то, Алекс Рейнольд. — Она провела рукой по растрепавшимся локонам. Волосы она тоже должна привести в порядок. — Мы знакомы два года, они-то и были лишними. Твои обольстительные трюки действуют только в первый день знакомства. Уже на второй день ты повторяешься. Я могу только дать тебе хороший совет: не старайся очаровывать женщину более одного вечера своим вниманием.

Во время ее монолога Алекс как бы бесцельно бродил по спальне, но, как выяснилось, не так уж и бесцельно. Когда Маги хотела пройти в ванную, он поймал ее у двери.

— Уйди с дороги, — приказала она.

Он поднял руку и поманил ее к себе с той своей улыбкой, о которой ночами мечтала вся женская половина зрительного зала.

— Иди, дорогая, я помогу тебе в душе. Позволь мне быть губкой и гладить твою нежную, как персик, кожу…

— Тряпкой было бы точнее, — бросила она.

— Позволь мне стать пеной, покрывающей твою грудь, и…

— Пустомелей, это подойдет.

— …струящейся по твоим длинным стройным ножкам.

Маги рассерженно топнула голой правой ногой.

— Я не потерплю порнографии в своей спальне!

Алекс смотрел на слегка распахнувшийся пеньюар.

— Где же еще?

— По мне, где угодно, только не в моей спальне!

Алекс видел соблазнительные светлые волоски.

— Я не настаиваю на том, чтобы заняться с тобой этим в спальне.

— Алекс, прекрати! — Маги отпрянула от него.

Он остался стоять на месте.

— Я ничего не делаю.

— Делаешь!

— Я совершенно бездействую! — настаивал он.

— Нет, делаешь!

— Что?

— Ты смотришь! — Маги остановилась, решив, что расстояние в два метра достаточно безопасно.