Энне Бодман - Обручение на море

И она была готова оставить ради всего этого свою учебу. Ибо впереди ее ждала жизнь, полная любви и счастья.

— Конечно, если это так, — вторгся Петер в ее внутренний монолог, — тогда совершим в Пернау выход на берег. Ты должна увидеть свой замок, это я тебе обещаю. Надеюсь, тебе не настолько там понравится, что ты захочешь остаться?

— Таллинн и Санкт-Петербург я бы тоже хотела посмотреть, хотя бы одним глазком, — тихо добавила Катарина.

— Ну ладно, тогда отложим наше расставание с судном до захода в Санкт-Петербург, — предложил Петер. При этом он так глубоко заглянул ей в глаза, что от одного этого взгляда ее покинули все страхи и опасения.

Катарину по ее просьбе освободили от обязанностей экскурсовода на время захода в Пернау, а потому никто не обратил внимания на то, что прямо в порту они с Петером наняли такси. Петер держал ее за руку всю дорогу. Катарина была бледна и заметно нервничала.

— Мужайся! — шепнул он ей.

Мужества ей как раз таки и не хватало. Что ее ждет? Что она сможет рассказать матери? Она так хотела познакомиться с родиной своих предков. А теперь, когда она уже почти достигла цели, она сама себя перестала понимать. Все ей казалось таким чужим. Они проезжали улицу за улицей, и ни одной из них она не знала. Водитель обращал их внимание на различные сооружения, вероятно, имевшие большое значение для истории страны. Катарине же они ни о чем не говорили. Дома у матери хранилось несколько открыток с видами Пернау. Но этим снимкам, слава Богу, было, кажется, больше, чем полсотни лет. Катарина не находила ничего схожего с ними в сегодняшнем городе. Несколько раз она просила водителя сделать на минутку остановку: она хотела привезти домой побольше фотографий.

Замок располагался в нескольких километрах от города. Водитель спросил, подождать ли их, чтобы отвезти обратно в город.

— Приезжайте примерно часа через три и заберите нас назад, — попросила Катарина на эстонском, что явно пришлось по душе шоферу.

И вот они стояли перед кованым порталом, вмурованным в каменную стену садовой ограды. Кладка выглядела настолько старой, что, казалось, могла разрушиться от любого прикосновения. Она была сложена из карьерных валунов, но раствор уже выкрошился, и складывалось впечатление, что многие камни держатся вместе только по привычке. Кругом, и особенно вдоль стены, расползлись буйные заросли крапивы.

Ворота смотрелись несколько лучше, но и здесь время поработало над материалом достаточно сильно. Некоторые стержни изогнулись и были изъедены ржавчиной. Концы заостренных прутьев, вероятно, когда-то были покрыты слоем золота, но теперь об этом оставалось только догадываться. Над воротами красовался огромный герб, краски которого почти полностью выцвели. То был герб фамилии Бородиных, и Катарина обратила на это внимание Петера.

— Ну да, — сказал он равнодушно. — Герб бывшего землевладельца. Это у него работал твой дед?

— Да, — ответила она. — Я видела этот герб у своей мамы. Она никогда не расстается с ним. Погоди-ка, я сделаю снимок.

Петер обнаружил на стене справа от портала скромную табличку.

— Понимаешь, что там написано?

— Да. Здесь, оказывается, находится лечебница для рожениц. Значит, замок внутри не совсем разрушен.

Они потянули за шнур звонка, который привел в движение какой-то древний механизм. Через некоторое время где-то внутри раздался гул: «бом, бом, бом». Долгое время стояла тишина, потом появился, шаркая ногами, старик и принялся их долго и подозрительно оглядывать. Когда Катарина обратилась к нему на родном для него языке, он слегка оттаял и сказал, что всегда рад гостям. Потом открыл скрипучие ворота и пригласил их войти.

Петер с Катариной молча последовали за ним. Они приближались к замку, представляющему собой длинное каменное сооружение начала XVIII века. Когда-то, видимо, стены были отделаны светло-желтым материалом, благодаря чему с ними очень хорошо гармонировали оконные переплеты, выложенные известняком. Но теперь все сравнялось и стало просто грязновато-серым. Штукатурка во многих местах отвалилась, выбитые стекла в окнах были закрыты кусками обыкновенного картона. Здание в целом оставляло грустное ощущение неухоженности: повсюду лежал мусор, все выступы обросли клочьями пыли, сад потонул в зарослях сорняков. Некоторые деревья, видимо, пораженные молнией, тоже производили впечатление руин посреди зеленеющих полян, которые, судя по всему, ни разу не испытали на себе работы хорошего косильщика. Изнутри здание выглядело не лучше. Плесень ползла вверх по стенам и распространяла затхлый запах. В комнатах группками сидели молодые матери и недоверчиво глядели на пришельцев. Их младенцы лежали в решетчатых кроватках, стоявших в дальнем углу большой комнаты; некоторые из новорожденных громко плакали. Лишь несколько женщин изобразили на своих лицах некое подобие улыбки. Катарина вспомнила все свои познания в эстонском и поприветствовала их:

— Здравствуйте! Мы знаем людей, которые когда-то здесь жили, поэтому хотели бы осмотреть замок.

— Вы знаете Бородиных? — удивленно спросила одна из женщин. Но ведь они все умерли. Если кто-то все-таки жив, надо, чтобы он приехал и восстановил замок.

— Может, у них на это нет денег, — осторожно возразила Катарина.

— Нет, Бородины богатые, очень богатые. Пусть они помогут бедным женщинам и их голодным детям.

— А что вам здесь не нравится? — спросила Катарина.

— Не то чтобы не нравится. Здесь нам все равно лучше, чем матерям в городе. Мы живем в замке, у нас лес рядом и корова в хлеву. Но когда Бородины жили здесь, говорят, все было намного лучше.

— Мы бы очень хотели посмотреть кладбище, — попросила Катарина. — Можете нам показать, как туда пройти?

Им с готовностью показали дорогу. Кладбище располагалось за замком на отдельном маленьком участке парка. Когда Петер с Катариной вышли на улицу, то первым делом вздохнули полной грудью.

— Уму непостижимо, как могут люди жить в таком могильном воздухе, — качая головой, недоумевал Петер.

— У них, вероятно, нет другого выбора, — сказала Катарина. — Они даже считают за счастье жить в замке.

— Там же воздух совершенно невыносимый, — никак не мог успокоиться Петер. — Хотя бы на улицу-то они могут выйти. Даже в этом бурьяне и то дышится намного легче, чем внутри: в замке ведь стены все влажные. Это же вредно для грудных детей. И это сейчас лето на дворе. Представляю, что там творится зимой, когда через эти дырявые окна дует ветер с востока.

— Действительно удручающая картина, — сказала Катарина. — Такого я себе не представляла. Но мне кажется, я уже вижу во-он там кладбище.

Она показала на невысокую каменную стену, которая отгораживала квадратный участок. Кладбище выглядело еще беспорядочнее, чем парк. Здесь все деревья, кустарники, лопухи, вьющиеся растения так сплелись в сплошной непролазный ковер, что трудно было определить, в какую сторону лучше идти. Надгробные плиты валялись в беспорядке, столбики покосились, надписи на камнях почти везде стерлись. И все-таки Катарине после долгих поисков удалось разобрать, что написано на одном из надгробий: