Лиза О - Мистер Писатель

Такер схватил в охапку кота, который при этом имел наглость оцарапать ему руку. Хотя, если быть справедливым, кажется, вышло у него не нарочно.

– Ты, небось, на волосок от сердечного приступа, да?

Кот замурлыкал, и Такер почесал ему живот. И подумал, что зверь, пожалуй, симпатичный, несмотря на то, что чем-то напоминает Джаббу Хатта.

– Дармоед!

Такер вскинул голову.

– Дармоед! Ну где же ты, вредный маленький балда?

Сдерживая ухмылку, он посмотрел вниз. У забора стояла Сара, хмурясь на его дом.

– Кого-то ищешь? – окликнул Такер, довольный, что заставил её подпрыгнуть.

Заслонившись рукой от солнца, Сара попыталась разглядеть его сквозь ветви. Одинокий солнечный луч пламенем вспыхнул в её волосах.

– Не тебя, хотя чудесно, что ты о себе столь высокого мнения. – И уже не так задиристо: – Кажется, я снова потеряла своего кота.

– Он похож на вот этого? – Такер показал животное в открытое окно.

– Дармоед!

– Не могу поверить, что ты так называешь своего любимца!

– Это стерилизованный самец. Звать его Дон Жуаном было бы жестоко.

– Он застрял у меня на дереве.

Такер попытался воскресить в себе былое негодование, но недавнее приключение и урчащий кот не оставили от него и следа.

– Я зачем-то заскочила в дом, а он воспользовался этим, чтобы сбежать. Думаю, он надеялся снова застать тебя в душе.

– Можешь подняться сюда и присоединиться ко мне, тогда я с удовольствием позволю ему понаблюдать.

– Очень любезно с твоей стороны, но мне надо посмотреть, высохла ли краска.

Такер ухмыльнулся:

– Рано или поздно, Рыжик, я заставлю тебя ответить за эти слова. Сейчас я его принесу.

– Спасибо.

Сара опустила руку.

Такер направился к лестнице, не глядя, куда идет. И обходя стол, споткнулся о коробку.

– Зараза!

Он оглядел разлетевшееся содержимое. Какие-то старые детские тряпки. Погремушка, брелок для ключей. Коллекция поздравительных открыток.

Узнав почерк матери, Такер медленно опустился на колени и, придерживая одной рукой кота, пальцем развернул открытку.

« Нашему дорогому Такеру в его первый День рождения. С любовью, мама и папа».

Внутри что-то сжалось.

Мама была лучшей из женщин: чуткая, мягкая, уравновешенная и добрая. Конечно же, Такеру, не обладавшему ни одним из этих качеств, приходилось вести себя очень осторожно, чтобы нечаянно не задеть её чувств. Время от времени он лажал, но в целом они прекрасно ладили. Такер дал ей возможность гордиться собой. От осознания этого становилось немного легче.

Поглаживая кота, он рылся в куче хлама. Откопал всевозможные поздравительные открытки, свидетельство о своём крещении и даже открытку от Карлтона по случаю рождения внука. Вместо плюшевых мишек или маленьких буковок алфавита на ней был изображен какой-то вычурный символ. Скорее всего, фамильный герб.

« Сын…»

«Что характерно, – подумал Такер, – ни единого упоминания о матери».

« Поздравляю с рождением ещё одного поколения мужчин рода Петтигрю».

Такер фыркнул. Каково же жить со всей этой фигнёй? Интересно, мама когда-нибудь задумывалась, стоил ли того брак с одним из Петтигрю? Но тут в руки попалась ещё одна открытка – на сей раз от отца.

« Милая моя Элли!

Словами не передать, как я сейчас горд! Тобой и тем бесценным малышом, которого двум бестолковым ребятам удалось сегодня произвести на свет. Конечно, большей частью это твоя заслуга. А я всего лишь простофиля, который чуть было не упал в обморок. Ты знаешь, я не мастак в делах такого рода, но мне удалось найти это в одной из книг, которые ты вечно читаешь, и думаю, оно подойдёт».

Некоторые буквы были смазаны, тут и там виднелись какие-то пятна, словно от воды, однако Такер узнал любовный сонет Элизабет Барретт Браунинг – сорок третий. К тому времени, когда он дочитал строки, с ужасной иронией повествующие о любви даже за вратами смерти, стало ясно, что слова расплылись не от воды, а от слёз. Слёз его матери. И что, смешиваясь с ними, капают его собственные.

И Такер понял: для мамы оно того стоило.

У него почти ничего не осталось от отца. Так мало воспоминаний. Практически ни одного памятного подарка.

Читать это, ощущать его гордость новорожденным сыном и его любовь к жене, было настоящим откровением, с небывалой прежде ясностью раскрывшим перед Такером всю глубину их общей утраты. Потери мужа. Отца. Жизни. Пережив такую страшную трагедию, как мог дед продолжать их отталкивать?

– Ау! Такер, ты там?

Вот чёрт! Он совсем забыл о Саре. При звуках её голоса кот шевельнулся, однако, похоже, был слишком доволен или чересчур выбился из сил, чтобы встать.

– Я… э-э-э… – Пришлось прокашляться, чтобы вернуть голосу твёрдость. – Спускаюсь! – крикнул Такер, но её шаги уже раздавались на лестнице.

– Я подумала, вдруг Дармоед устроил тебе…

Не зная, что ещё предпринять, он отвернулся. Но забыл о зеркале. На Такера уставились целых двадцать Сар и его собственное удручённое отражение.

– …неприятности? – закончила Сара. Но едва заметила кучу старых детских вещей, разбросанных по полу, её лицо смягчилось. – О, Такер! Мне очень жаль.

Она подобрала подол тонкой юбки, опустилась рядом с ним на колени и провела по тиснёным буквам на открытке ярко накрашенным ногтем.

– Всё наладится.

Такер с трудом сложил застывшие губы в насмешливую ухмылку:

– Ещё несколько мудрых изречений из страны живших долго и счастливо?

Сара подняла голову:

– Вот в чём вся прелесть вымысла, Такер. Он может быть таким, как ты сам пожелаешь. Реальная жизнь слишком часто разочаровывает.

– Да что ты об этом знаешь?

Он ожидал в ответ колкости – даже желал её, если честно. Чувствовал себя открытым, ранимым, жаждущим. И искал ссоры.

Однако Сара лишь протянула руку и погладила кота.

– Когда умерла моя мама, мне казалось, будто весь мой защищённый мирок рухнул в один момент. – Она посмотрела Такеру прямо в глаза, но он первым отвел взгляд. – Под пеленой горя таилась озлобленность. А где-то там, ещё глубже, – безрассудный страх.

И такой же безрассудный страх заставил Такера столкнуть кота со своих колен. Её сочувствие было невыносимо.

– Вот твоё животное. До свидания.

– Такер, я не хотела…

Чувствуя приближение паники, Такер пошёл к лестнице. Он думал, что уехав из Нью-Йорка, оставил всё позади. Но – проклятье! – приезд в этот город, в этот дом… Неужели он вернулся сюда в поисках некоего покрывала эмоционального комфорта, словно маленький ребенок?

За спиной раздались шаги.

– Такер…

– Выход там, – указал он и направился к себе комнату. Футболка пропотела насквозь.

– Если бы ты только…

– Да господи ты боже мой. Ты просто не чувствуешь, когда надо заткнуться.