Ирина Кривенко - Доверенность на любовь

Ночь уже опустилась на Москву, растеклась по ее улицам, переулкам, затопила площадь. Лишь редкие огни еще жили, словно в опустившемся на дно глубокого озера городе.

Колокольников переулок с его мрачными домами выглядел бы мертвым, если бы не окна второго этажа небольшого дома. За ними располагалась квартира, принадлежавшая Клавдии Петровой, молодой вдове. Ее муж, служивший в военном министерстве, умер два года назад. У женщины почти не осталось друзей, не было родственников.

Молодая вдова была красива и отнюдь не собиралась всю свою жизнь горевать по умершему мужу. Она не искала развлечений, ей нужен был человек, с которым можно было вновь почувствовать себя любимой.

И такой мужчина отыскался. Никто раньше не видел его в Москве, никто не знал, откуда он взялся. Он подошел к Клавдии Петровой на улице. Той и в голову не могло прийти, что подобное знакомство станет чем-то серьезным. Звали его Алекс Лонгов. И Клавдия не успела опомниться, как Александр уже Жил в ее квартире. Ее мало беспокоило то, что говорят ее знакомые, ведь их у нее осталось очень мало.

В ту роковую ночь, когда мрак накрыл Москву, Клавдия сидела и ждала появления своего любовника.

Какая-то тень скользнула по переулку и исчезла в парадном.

«Это он», — подумала женщина, и сердце ее забилось часто-часто.

Шаги по лестнице… Вот они замерли возле двери… Послушался короткий уверенный стук.

— Ты? — спросила Клавдия, отодвигая ригель замка.

Алекс встретил ее улыбкой. Его глаза закрывала тень, отбрасываемая широкими полями шляпы. Он бесшумно закрыл за собой дверь и сбросил насквозь мокрый от дождя плащ.

— Что это? — спросила женщина, глядя на тяжелую сумку в руках Алекса.

— Не думай об этом, — бросил он, отставляя сумку в сторону и проходя в гостиную.

— Я знаю, ты изменяешь мне, — упавшим голосом произнесла Клавдия, глядя на то, как уверенно чувствует себя мужчина в ее квартире.

— Да… — то ли спросил, то ли утвердительно ответил он, поворачиваясь к ней лицом.

Эти глаза могли заставить Клавдию забыть о чем угодно. Не отводя взгляда от женщины, Алекс сделал к ней пару шагов и улыбнулся краешками губ.

— Да, я изменяю тебе, но лишь для того, чтобы понять — ты лучше других, чище.

— Мерзавец! — воскликнула Клавдия, бросаясь на него с кулаками.

Алекс ловко схватил ее за запястья и прижал ее руки к себе. Клавдия почувствовала, как напряглись ее мышцы, ощутила теплоту, излучавшуюся его телом.

— Признайся, — прошептал Алекс, — и тебе хочется испробовать иного, но только ты боишься признаться себе в этом.

Он наклонился и коснулся губ женщины своими губами. Он не спешил поцеловать ее, ждал, пока она сама потянется к нему. Нерешительность уступала место желанию.

— Признайся, — прошептал Алекс, — каждому человеку хочется стать порочным, но не каждый решается на это. Есть вещи, через которые тяжело перешагнуть, но необходимо. Поцелуй меня, и ты ощутишь на моих губах поцелуи других женщин, поймешь что такое порок и найдешь в этом сладость.

Клавдий, краснея, но не в силах противиться своему желанию, крепко обняла Алекса за шею и прильнула к нему. Он подхватил ее на руки и понес к огромной кровати, притаившейся неуклюжим чудовищем в соседней комнате.

Клавдия оттаяла. Ее перестало интересовать все, что происходит вокруг. Она видела перед собой только темные глаза мужчины, ощущала его руки на своем теле. Близость была долгой и изнуряющей. И женщина вскоре заснула.

Алекс лежал рядом и смотрел на то, как мерно вздымается ее грудь, слушал ее почти беззвучное дыхание.

Когда он убедился, что Клавдия крепко спит, слез с кровати, вышел в прихожую и достал из сумки остро заточенный трехгранный стилет. Он склонился над спящей Клавдией и, высоко занеся смертоносное оружие, с одного удара вонзил его прямо в сердце женщины. Та даже не успела вскрикнуть, даже не успела открыть глаза.

Лонгов еще посидел рядом с ней, держа запястье Клавдии в своих пальцах. Затем подтащил тело к краю кровати и вскрыл вены. Кровь стекла в подставленный эмалированный таз. Он действовал почти бесшумно, подхватил на руки отяжелевшее мертвое тело и перенес его на кухню. Кровь слил в раковину и сполоснул таз холодной водой.

Из прихожей Алекс вернулся с плотничьей ножовкой в руках. Вскоре тело было расчленено, сложено в бочку и густо засыпано солью.

Стараясь не шуметь, мужчина перекатил бочку в кладовку и закрыл дверь…

Его арестовали уже в Петербурге за день до отплытия в Швецию. На суде он не отпирался от совершенного преступления, не просил себе ни милости, ни пощады. На вопрос, почему он так жестоко расправился со своей любовницей, неизменно отвечал: «Она изменила мне».

Квартира в Колокольниковом переулке пустовала долго. Слух о страшном убийстве с быстротой молнии разнесся по Москве. Эта история произошла в конце прошлого века и даже попала на страницы книги Гиляровского «Москва и москвичи», в наиболее полное ее издание.

Совсем в другом конце Москвы уже в наше время, в доме довоенной постройки, стоявшем во Втором Кабельном переулке, жили Лозинские — Оксана и Виктор.

Виктор Александрович Лозинский вовремя определился в коммерции, вовремя успевал менять направление своей деятельности и в свои сорок лет занимал пост сопредседателя торговой компании «Эльдорадо». Он любил говаривать, что единственными направлениями бизнеса, где сегодня еще можно работать, являются дешевые продукты питания и дорогие стройматериалы.

Его жена Оксана была моложе мужа на пять лет. Она могла бы и не работать — муж зарабатывал достаточно — но сидеть без дела она не умела.

Ни Виктор, ни Оксана Лозинские не догадывались, что их жизнь окажется связанной с тем самым домом в Колокольниковом переулке, где более ста лет тому назад произошло страшное убийство.

Оксана Лозинская, при всем желании, не могла причислить себя к разряду ревнивых жен. Во всяком случае, она так считала. Но человеку не дано знать, какие тайны скрывает его душа и как он поведет себя в непредвиденных обстоятельствах. Ей казалось, что ее муж Виктор и думать не думает о других женщинах, хотя почему она именно так считала, Оксана не могла бы ответить и самой себе. Наверное, сказывалась слишком большая любовь к себе и уверенность в собственных силах. Нет, конечно же, она иногда замечала, как Виктор засматривается на других женщин. Но засматривается — это одно, а изменять — совсем другое. В конце концов не станет же она его ревновать к красочным обложкам модных журналов, к привлекательным ведущим телевизионных новостей. Она тоже смотрит на них, восхищается, и было бы странным, если бы ее муж засматривался на мужчин. Она и сама временами позволяла себе бесцеремонно разглядывать молодых людей на улице, в транспорте, мысленно представляя себя с ними где-нибудь на отдыхе, обязательно возле моря, под жарким солнцем, на пустынном пляже… Но ей и в голову не приходило изменять мужу. Да и работа не оставляла времени для глупостей.