Кэрол Маринелли - Притворись моим мужем

– Отец хочет, чтобы мы оба отправились с ним. Я сказала ему, что мы поженимся в ближайшее воскресенье.

Она замерла в ожидании ответа, но его не последовало.

– Люка?

– Ты собираешься стоять там всю ночь или все-таки ляжешь в кровать?

Софи неуверенно шагнула вперед и нырнула под одеяло.

Сердце ее бешено колотилось, дыхание сбилось. Напряжение было почти непереносимым: Софи страшилась услышать отказ и одновременно испытывала сильное желание. Она чувствовала, что Люка тоже возбужден.

– Ты слышал, что я сказала?

– Слышал.

– Ты не ответил.

– Я тебе уже говорил, что об этом думаю: я никогда на тебе не женюсь.

– Но я сказала отцу, что мы поженимся.

– Тогда тебе остается надеяться, что он умрет до начала церемонии бракосочетания.

– Неужели ты сказал это всерьез?

Софи охватил гнев. Она попыталась подняться, но Люка прижал ее к кровати.

– О да. Я соглашусь тебе подыграть, вернусь вместе с вами в Бордо-дель-Чело и приму участие в подготовке к свадьбе. Буду говорить и делать все, что полагается жениху, пока дело не дойдет до венчания – когда ты подойдешь к алтарю, меня там не окажется. Весь город увидит, что я тебя бросил.

– Ты меня настолько ненавидишь, что сможешь так со мной поступить?

– Я тебя ненавижу так же сильно, как хочу тебя.

– Но это бред какой-то, – ответила Софи. Однако, едва эти слова сорвались с ее губ, она поняла, что имел в виду Люка. Кажется, он ненавидел ее до глубины души, судя по тому, что сейчас к бедру Софи прижимался его весьма возбужденный член.

– Тогда попробую выразиться яснее. Я ненавижу тебя так же сильно, как ты хочешь меня.

– Но я не хочу тебя. Я никого не хочу. – Софи лгала, и было ясно, что Люка это понимает. – Ты женишься на мне? Я ведь не прошу о браке на всю жизнь.

– Ты не понимаешь самого главного.

– Давай начнем все сначала, – выдохнула она. – Можем мы забыть все, что было, и начать с нуля?

– Не копаясь в прошлом? Без обвинений?

– Да.

– Как это удобно для тебя, Софи. Ведь тогда тебе не придется признавать, что ты была не права. Ты предлагаешь начать с чистого листа, если это выгодно тебе.

– Что ты хочешь сказать?

Люка встал и подошел к сейфу, где хранил крестик ее матери, и открыл его.

Он решил просто молча отдать крестик Софи и посмотреть, что она на это скажет.

– Значит, хочешь начать с чистого листа? – уточнил Люка.

– Да. Я больше не вспомню о том, что ты говорил обо мне в суде.

Почти поверив в это, он начал доставать из сейфа цепочку с крестиком, но остановился, когда Софи добавила:

– Я больше ни слова не скажу о твоих женщинах.

– Но ты только что о них снова заговорила, – раздраженно воскликнул Люка и, видя, что Софи еще не готова услышать правду, вместо крестика вынул из сейфа сережку ее матери. – Ты все та же четырнадцатилетняя девчонка, заталкивающая в лифчик салфетки.

– Ты о чем?

– Ты так и не повзрослела, или, скорее, ты не хочешь двигаться вперед.

– Так и осталась крестьянкой?

– Стоит сказать тебе поперек хоть слово, и ты тут же попрекаешь меня прошлым. А как же чистый лист, Софи?

– Тише! Не хочу, чтобы отец услышал нашу ссору.

– Не услышит. Стены тут звуконепроницаемые. Так что давай ссорься, говори, что собиралась… На! – Люка швырнул ей золотое украшение, но не то, которое собирался отдать сначала.

– Это сережка моей матери!

– Я нашел ее в своей спальне. Ну давай, Софи, продолжай, что ты хотела сказать?

– Я не хочу с тобой ругаться.

– Хочешь заняться любовью?

Окинув взглядом обнаженное тело Люки и его возбужденный член, Софи нахмурилась:

– Не думаю, что у тебя на уме именно любовь.

Люка подошел и разорвал на ней тонкую сорочку.

Даже не отступив, Софи уточнила:

– Ты будешь заниматься со мной сексом, хотя не хочешь на мне жениться?

– Да. И если бы тебе была известна моя репутация, ты бы знала, сколько девиц жалуется на то же самое.

– Но со мной ты занимаешься сексом не так, как с ними.

– Откуда тебе знать?

– Я знаю, – заявила Софи, глядя Люке в глаза. – Знаю точно.

– Это слишком самоуверенное заявление для женщины, имевшей секс всего дважды.

– Всего однажды, – поправила Софи. – Мы только…

Она не договорила, потому что Люка крепко прижался губами к ее губам. Софи, запустив пальцы ему в волосы, ответила на поцелуй.

– Запомни: мне не нужна благотворительность, – произнес Люка, раздвинув бедром ее ноги и остановившись, хотя его терпение уже готово было лопнуть.

– Это не благотворительность, – ответила Софи, направляя его в себя.

– Ничего себе фобия!

Люка раскусил ее обман, но Софи было уже плевать на это. Она хотела лишь, чтобы Люка поскорее овладел ею.

Но он не спешил в нее войти.

Вместо этого Люка встал на колени.

– Что ты делаешь? – удивилась Софи.

– Продолжаю с того, на чем мы в прошлый раз остановились.

И он начал ласкать ее языком между ног так умело, что Софи впору было поблагодарить всех его предыдущих женщин, на которых Люка отточил свое искусство любовника.

Содрогаясь от наслаждения, она кончила.

– Люка…

– Что? – спросил он, сев на пятки между ее раздвинутых ног и дразня Софи тем, что лишь на чуточку входил в нее и снова выходил. – Хочешь, чтобы я остановился?

«Да уж, с него станет», – мелькнуло в голове у Софи.

– Кончай теперь сам.

– Я ведь предупреждал, что не люблю мучениц. О, нам нужно попробовать кое-что другое…

– Что, например? – спросила Софи, и Люка еле сдержал улыбку, чувствуя, как нетерпеливо поднимаются навстречу ему ее бедра.

– Что-нибудь опасное.

Софи кивнула в ответ, и Люка поцеловал ее так, словно в первый раз, опустился на нее и вошел в нее до предела. А Софи впилась ему в спину пальцами и отдалась на его милость.

Они занимались любовью.

Возможно, завтра они пожалеют об этом.

Но это будет потом, а сейчас Люка целовал Софи так, как не целовал никакую другую женщину, и Софи пьянела от его поцелуев.

Она улыбнулась и откинула с лица Люки взмокшие от пота пряди, чтобы видеть его, чувствовать его волосы под своими пальцами. Софи прекратила сражаться с Люкой – теперь она его ласкала. Они катались по кровати, занимаясь любовью, и кончали снова и снова.

Оружие было сложено. Стены между ними рухнули.

Софи приняла предложенное Люкой временное перемирие, и теперь они старались наверстать все, что когда-то упустили.

Следующим утром Люку разбудили слова Софи:

– Я тебя не понимаю.

Он посмотрел на нее, лежащую на его подушке, и спросил:

– А откуда взялась вторая сережка? – потому что сейчас на Софи были обе.

– Я всегда ношу ее в сумочке.

В этот момент Люка понял, что память о матери никогда не изгладится в сердце Софи. Он правильно сделал, что не открыл правду. Если ее рассказать, Софи его никогда не простит.