Анхелика Фернандес - Когда сгорают мечты

— Не надо — вступилась за мужа Сессилия — Он очень переживает за вас, но ему очень тяжела разлука с братом.

— Милочка, вы не женаты и года, а ты осмеливаешься высказывать мне что-то? — Его злорадный смех поднял в ней волну тошноты, но Сессилия сдержалась, сжав кулаки.

Он оказался не только противным человеком, но и самовлюбленным.

— Я просто не хочу, чтобы страдал мой муж — честно призналась Сессилия.

— А я хочу, чтобы этот негодяй страдал — ударив кулаком об стул, прогремел старший Габрис.

— Как вы можете?.. — ахнула Сессилия, прикрыв рот рукой — Он… же ваш сын.

Сессилия не ожидала, что столько желчи будет направлено в сторону ее мужа. Родной отец желал своему сына самого плохого, в то время как тот беспрекословно принес свою жизнь в жертву амбициям и желаниям отца.

— Он виноват в том, что умерла Марина — взорвался свекор, а потом, резко включив свет, посмотрел на нее с отвращением: — Посмотри на себя, да ты даже мизинца Марины не стоишь. Она была ангелом во плоти.

Слезы накипели на ее глазах. Ей незачем было напоминать о бывшей жене Анжело, так как она прекрасно знала свое место в сердце мужа. Он ничего к ней не чувствовал, ведь до сих пор не вычеркнул из памяти Марину. Она, словно призрак, встала между ними. Слова старика подействовали похуже, чем пощечина.

— Может, Марина осталась бы жива, если не ваши жестокие принципы — выпалила Сессилия.

Лицо старика побагровело от гнева, а нижняя челюсть задрожала, он вскочил и угрожающе начал приближаться к ней. Сессилия отпрянула назад, но наткнулась на деревянный шкаф.

— Не смей произносить ее имя — зашипел старик — Ты лишь содержанка моего сына.

— Я его законная жена — гордо подняв голову, опровергла его слова Сессилия, и он поднял руку. Осознав, что он сейчас ее ударит, она прикрыла живот, словно защищая жизнь внутри себя, и зажмурилась. Однако удара не последовало. Открыв глаза, Сессилия увидела Анжело, держащего руку побледневшего отца в воздухе.

— Никто не смеет трогать мою жену — сдерживая гнев, четко выговорил он — Даже ты, папа.

Старший Габрис начал грязно ругаться на греческом, а Сессилия всем существом ощущала ярость мужа.

Отец уже не в первый раз осыпал его грязными словами… да и, наверное, не в последний. Причем такими… Анжело скорее бы умер, чем признался кому-нибудь, как называет его отец… даже Ангелосу.

Но сейчас он смело смотрел в глаза бесновавшемуся отцу. Анжело не дрогнул… даже не позволил себе моргнуть, хотя каждое слово, срывавшееся с губ отца, словно отравленный кинжал, вонзалось в его душу, разрывало на части сердце. Наконец старик выдохся, и воцарилась тишина. С вызовом глядя на отца, Анжело надменно вздернул вверх подбородок.

— Настолько я понимаю, папа, ты закончил? Теперь выслушай меня. Сессилия — не содержанка и не любовница, а жена и мать твоего будущей внучки. Я всегда мирился с тем, что ты имел надо мной власть, но сейчас ты перешел все границы. По какому праву ты распускаешь руки? Если бы ты не был моим отцом, то…

Анжело почувствовал, как в нем разом будто всколыхнулось что-то… словно глубоко внутри его вдруг вскрылся какой-то нарыв и наружу бурным потоком хлынули незнакомые ему самому чувства — боль, гнев, возмущение. Чувства, которые он не мог, а может, и не хотел держать в узде. В эту минуту он люто ненавидел отца. Ненавидел за то, что тот своим деспотизмом сломил стойкого и терпеливого Ангелоса, превратив его в изгоя. Ненавидел за тот пустой взгляд, которым отец обычно смотрел на мать. Анжело ненавидел его до такой степени, даже не вспоминал о том, что отец перевел все свои акции на него.

Он ненавидел отца… точно так же, как отец ненавидел его самого. Теперь он в этом больше не сомневался.

— Анжело… — прохрипел старик, бессильно сжимая и разжимая кулаки, но тот лишь покачал головой:

— Ты должен был принять Сессилию, но не сделал этого. Я закрыл глаза. Ты все время попрекал меня Мариной и заставлял чувствовать себя виноватым. Я пропускал это мимо себя. Ты выгнал моего старшего брата, и я снова смолчал, отец. Но я не буду тряпкой, когда речь касается моей жены.

— А как же Марина? — Отец Анжело, будто не слушал все слова сына.

— Нет ее! — не выдержав, закричал Анжело — Марина умерла двенадцать лет назад. И я виноват лишь в том, что не любил ее, отец. Только в этом моя вина.

Сессилия, до этого наблюдавшая за сценой ссоры между отцом и сыном, ошарашено посмотрела на Анжело.

Он не любил Марину.

Эти слова отдавались гулом в ее сердце, заставляя разум переварить всю информацию. Перед ним стояли долг и ответственность, но не любовь. Он винил себя, а не тосковал по умершей жене. Две разные вещи выстроились перед ней в ответ на ее бесконечные догадки.

Не любил — проносилось в ее голове, и Сессилия невольно спрятала улыбку. Эгоистично, тем не менее в ней торжествовала радость, оттого что его сердце было свободным.

— Сынок, что здесь происходит? — Взволнованный голос Шарлотты заставил обоих мужчин повернуться. Но если на лице Анжело появилась жалость, то отец лишь хмыкнул.

— Мама, ты знаешь, какие чувства я испытываю к тебе, но я не смогу больше оставаться здесь — собрав всю силу воли, произнес Анжело и брезгливым взглядом указал на отца — Этот… человек оскорбил мою жену. Он хотел ударить ее.

Все краски сошли с лица женщины, и она, схватившись за сердце, осторожно опустилась на ближайшее кресло. Анжело мгновенно подскочил к матери и, рухнув на колени, схватил ее за руку:

— Мама, что с тобой?

Шарлотта с нескрываемой болью посмотрела на мужа, который, похоже, не верил, что его жене плохо.

— Ты устанавливал строгую дисциплину в этом доме — тихо начала Шарлотта — Ты лишил меня одного сына, а теперь хочешь отнять и второго. Ты так наказываешь меня за пятьдесят лет брака? За то, что я тебя любила? За то, что исполняла каждый приказ, не смея возразить? Ты сполна отплатил мне, Грег.

Отец Анжело замер, не в силах пошевелиться. В его темных, как у сына, глазах отразились миллиард эмоций, и Сессилия видела, что жестокий человек, пять минут назад уверенный в своей правоте, бессильно смотрел на жену.

Шарлотта прикрыла глаза, и Анжело что-то громко завопил на греческом, пытаясь привести мать в чувство. Но все было бесполезно.

Сессилия ощутила, как слезы струятся по ее щекам. Она не думала, что придется принести в жертву правды и справедливости человеческую жизнь.

Сессилия чувствовала боль Анжело, но ничего не могла поделать. Она даже не смела прикоснуться к нему, а он, обхватив голову руками, ждал, сидя на больничной скамье. Все происходило так стремительно и быстро, что Сессилия и не помнила, кто позвонил доктору, как свекровь забрали в больницу.