Людмила Ситникова - Последний рассвет одиночества

Виктор растерялся:

— Не помню.

— Вспомни. Для меня это важно.

— По-моему, около тридцати долларов.

— Тридцать долларов, — Алимова потянулась за сумочкой. — Дешево вы меня оценили, практически даром.

Пока она отсчитывала купюры, на ее лице блуждала грустная улыбка.

— Долларов у меня нет, но в пересчете на рубли сумма эквивалентна стоимости плеера.

— Мил, ты чего? — Виктор резко встал.

— Возьми деньги, я обязана компенсировать тебе материальный ущерб.

— Прекрати.

— Стыдно? Неудобно? Противно? А может быть, мало, так ты скажи, я отдам все. Все, что у меня есть. Слышишь, я готова отдать все, только бы забыть тот студенческий кошмар.

Разрыдавшись, Алимова упала на кровать и уткнулась лицом в подушку. Слезы градом катились по щекам, сердце выпрыгивало из груди, в горле стоял ком. Тот самый ком, из-за которого однажды она чуть было не лишила себя жизни.

Виктор попытался взять Людмилу за плечи.

— Отпусти! Не трогай меня!

— Милка, не надо, успокойся. Прости, прости меня. Мне сейчас очень хреново, возможно, хуже, чем тебе.

— Ты еще выстави себя жертвой, — сквозь слезы проговорила Люда.

— Как я могу искупить вину? Ну хочешь, на колени встану?

— Мы не в цирке.

— Не плачь, посмотри на меня. — Леонтьеву все же удалось оторвать Людмилу от подушки. — Смотри и слушай, — уверенно заговорил он. — Ты можешь меня ненавидеть, можешь презирать и считать законченным циником. Но клянусь самым дорогим, что у меня есть, — я сожалею о том чертовом споре. Признаю, тогда не задумывался о твоих чувствах, нам все казалось забавным, а теперь… Жизнь меня достаточно побила, Милка, она не раз испытывала Витьку Леонтьева на прочность, она меня многому научила, и в первую очередь я научился просить прощения. Прости, Мила.

Являясь страстной поклонницей литературы сентиментального жанра, Алимова не единожды становилась свидетельницей зарождающейся любви между героями любовных романов. В книгах, как правило, все происходило слишком быстро и стремительно, и порой Люда ставила под сомнение правдивость их отношений. Казалось нереальным, что героиня, которая еще во второй главе ненавидела героя, через несколько страниц признавалась ему в страстной любви. В жизни так не бывает. Книга — это вымысел, красивая сказка, предназначенная для романтических натур, к коим Люда могла себя причислить с большой натяжкой. В мечтах и фантазиях — да, но стоило закрыть очередную нетленку, Алимова снова возвращалась к суровым реалиям, среди которых, по ее мнению, не было места тем красивостям, которыми напичканы дамские романы.

И вот, всему наперекор, Людмила вдруг ощутила неведомое доселе тепло, разливающееся по телу. Она смотрела на Виктора и понимала — произошло нечто необъяснимое. Словно находясь под воздействием гипноза или колдовских чар, Люде нестерпимо захотелось дотронуться до щеки Леонтьева.

В один миг Виктор превратился из давнего обидчика в самого прекрасного мужчину на свете. Его глаза, нос, губы, волосы — все вызывало какой-то неописуемый трепет.

Под ложечкой закололо. Люда попыталась встать, но тело онемело. Оно сделалось чужим и незнакомым.

А внутри, в том месте, где еще совсем недавно зияла устрашающая пустота, зарождалось самое трепетное и бесценное чувство.

Дыхание перехватило, горло сдавили невидимые оковы, Людмила прерывисто задышала.

— Пить, — прошелестела она, боясь тембром голоса выдать слабость, накатившую вследствие осознания прихода долгожданной любви.

В это трудно поверить, но факт остается фактом. Людмила влюбилась. Пока Виктор, сидя перед ней на корточках, пытался вымолить прощение, она рождалась заново.

Прошлое ушло в небытие, вся жизнь разделилась на две части — до и после. До — это двадцать семь лет, прожитых в гордом одиночестве, после — сладостные мгновения, проживаемые сейчас.

Вот, оказывается, как приходит любовь: внезапно, сиюминутно, неожиданно. Разумеется, каждая история любви сугубо индивидуальна и некоторым требуются годы, чтобы распознать главное чувство. Другие ограничиваются месяцами, а ей, Людмиле, понадобилась всего пара секунд.

Любовь не развивается по заранее спланированному сценарию. Она не шаблонна, ее правила никому не известны. Можно сотню раз доказывать себе и окружающим, что любовь с первого взгляда — бред, что это не любовь вовсе, а кратковременное затмение, но… Возникает справедливый вопрос: откуда столько уверенности? Почему мы часто верим не сердцу, а друзьям и знакомым, утверждающим, что любовь у всех одинакова? Если знакомая Маша влюбилась в Сашу только после восьми месяцев общения, то для Маши уже не существует любви с первого взгляда. Какой смысл слушать трижды побывавшую замужем подругу или дважды разведенного друга, уверяющих всех и каждого в богатом опыте и истинном знании любви? Не количество штампов в паспорте, не количество гражданских супругов или многочисленных романов на стороне определяет знание любви. Человек может прожить бурную жизнь и так и не познать настоящей любви, а другой, казавшийся на первый взгляд неопытным юнец, встретив свою половину, в мгновение ока понимает — это настоящая любовь.

Любовь — самая большая загадка. Например, Марина постоянно твердила, что она как ангина. Вечером человек здоров и бодр, а ночью он уже во власти недуга.

Людмила позицию сестры не разделяла, но сейчас… А как иначе объяснить ее состояние? Почему она ничего не испытывала к Виктору десять лет назад, во время своей — как ей тогда казалось — беззаветной любви к Денису Максимову? Она видела Леонтьева и воспринимала его как обычного симпатичного парня из параллельной группы. Или, скажем, сегодняшняя встреча в гостиной. Ведь днем на Алимову, кроме обиды и жалости к себе самой, ничего подобного не снизошло. Это ли не загадка?

Вопрос так и остается открытым. И думается, ответ на него человечество узнает еще очень нескоро. Если вообще узнает когда-нибудь…

Виктор обеспокоенно смотрел на сникшую Людмилу:

— Тебе плохо?

— Я в порядке.

Находиться рядом с Леонтьевым становилось все труднее. Люда боялась себя, боялась своих неконтролируемых действий и желаний. Но в то же время она не хотела, чтобы Виктор покидал ее спальню.

Поставив стакан на прикроватную тумбочку, Люда, мобилизовав оставшиеся силы, подошла к комоду.

— Вить, ты не подумай, что я истеричка.

— И в мыслях не было. — Он вновь попытался приблизиться к Алимовой. — Ты живой человек, а людей с железными нервами не бывает.

— Значит, инцидент исчерпан?

— Все зависит от тебя. Если сможешь меня простить…

— Скажи, — перебила Людмила, — тебе действительно так необходимо мое прощение? А что оно изменит, лично для тебя?