Ксения Любавина - С видом  на счастье

— Станислав Михайлович, рассчитайтесь, пожалуйста, с агентством, — сказала я.

Покупатель однокомнатной квартиры по улице Крылова протянул мне плотненький «пресс» купюр достоинством в одну тысячу рублей.

— Нет, я не понимаю, за что вы платите агентству такие деньги? — с досадой произнесла Самарина.

— Мила, — одернул ее шепотом Володя.

— А что?! Ну вот что они такого выдающегося сделали? Да эту сделку оформить — раз плюнуть!

— Послушайте, не надо считать мои деньги! — возмутился Станислав.

— Но вы могли бы отдать их нам! А то что же получается: агентству отвалили такие комиссионные, а с нас сторговали полтинник! Вот заплатили бы им меньше, тогда и с нами торговаться бы не пришлось!

Ах да, она ведь как-то говорила об их с супругом крайней бедности. Покупатель сердито нахохлился, но не нашел что ответить. Я тоже не стала дискутировать, только посмотрела на часы. На одиннадцать у нас была занята очередь в юстиции на регистрацию сделки.

Мила разочарованно умолкла, ибо никто, даже муж, не поддержал ее желания поспорить. Я не понимала, отчего молодая и с виду абсолютно нормальная особа ведет себя как спятившая старуха. Милочка представлялась мне экспонатом кунсткамеры, и я смотрела на нее с каким-то болезненным любопытством, как человек с нормальной физиологией может смотреть на врожденное уродство. Да, она хороша собой, ослепительно молода и обеспечена материально. У нее есть любящий муж и ребенок. Я недоумевала: откуда в этом беззаботном существе двадцати трех лет столько дряни, которая так и прет, как дерьмо из прорвавшейся канализации.

— Господин покупатель, рассчитайтесь с продавцом.

Деньги, бесспорно, любят счет. Я распаковывала купюры и пропускала их через счетную машинку, которая тут же выдавала результат. По мере того как неоприходованных пачек становилось все меньше и меньше, личико Милы делалось все мрачнее и мрачнее. Внимательно следя за машинкой, одним глазом я все-таки наблюдала за Самариной. Наверное, у меня скоро разовьется профессиональное косоглазие. А еще я думала, что если Мила снова что-нибудь отчебучит, то я ее непременно огрею стулом.

— Отлично. Суммы у нас сошлись. Ну что ж, Мила Альбертовна, теперь вам следует передать деньги агентству на хранение на то время, пока мы будем находиться в юстиции. Я выдам вам расписку.

Обычная процедура, ничего особенного. Все логично и продуманно: одна сторона передает деньги другой, а третья сторона принимает сумму на временное хранение, дабы никто никого не нагрел. По возвращении из юстиции деньги с нашим удовольствием непременно будут возвращены продавцу. И я всем разъясняю это еще на задатке.

— Мне не надо никакой расписки! — вдруг заявила Самарина. — Я свои деньги в вашем агентстве не оставлю! Я возьму их с собой в юстицию!

Интересно, где тот конвейер, на котором таких дур штампуют? Еще бы парочку заказать!

— Хорошо, — кивнула я. — Однако вам известно, что в агентстве все равно остается сумма залога. Покупателю нужны гарантии.

Будь на месте Милы кто-нибудь другой, я, возможно, и нарушила бы процедуру сделки. Но от этой оторвы всего можно было ожидать. Сиганет с деньгами в свой автомобиль — и поминай, как звали!

— Я же сказала, что не собираюсь оставлять деньги в вашем агентстве! — прошипела Самарина, раздувая ноздри, как Змей Горыныч.

Я посмотрела на часы. До регистрации оставалось двадцать минут. Станислав поднялся из-за стола.

— Алла Константиновна, можно вас на минутку? — сказал он, выходя из кабинета.

Я вышла следом, затворив за собой дверь.

— Слушайте, я так больше не могу, — признался он. — У этой девушки как — все дома?

— Лучше, чем у нас с вами, — заверила я его.

— Тогда сделайте что-нибудь!

— Станислав Михайлович, вы хотите купить эту квартиру?

— Ну разумеется, хочу!

— Оставайтесь здесь, — холодно приказала я.

Я вернулась в кабинет, оставив растерянного покупателя за дверью.

Самарина по-прежнему сидела за столом с кучей денег и победно смотрела на меня.

— Мила Альбертовна, — строго начала я, скрестив руки на груди. — Вы все еще намерены продать свою квартиру?

— Ну разумеется, — сладостным голосом ответствовало ее величество.

— Тогда деньги до подписания договора в юстиции остаются в агентстве. Таково желание покупателя.

— Да плевать мне на его желания! С моими желаниями тут кто-нибудь считается?!

— Значит, вы продолжаете настаивать на своем, — подвела я итог. — Отлично. Тогда мы расторгаем сделку. А поскольку виновной в этом являетесь вы, Мила Альбертовна, согласно договору задатка обязаны выплатить сумму неустойки. То есть двойной размер задатка. Это покупателю. И три процента от стоимости квартиры — агентству.

— Какие еще три процента?!

— Штрафные санкции по эксклюзивному договору, — терпеливо пояснила я. — За невыполнение обязательств.

— То есть я же еще чем-то вам обязана?!

Я была беспощадна.

— Да. Обязаны. Мы выполнили по вашей просьбе колоссальную работу, которая должна быть оплачена.

— То, что вы требуете, — незаконно! Володя, ну скажи ты ей!

— Мил, ну хватит уже, — тихонько вздохнул ее муж, глядя в сторону.

— Так… мы идем в юстицию, или вы намерены дальше рассуждать, что законно, а что нет? — поинтересовалась я.

Самарина молча встала, выхватила у меня расписку и вышла из кабинета. Володя с видом обреченного поплелся за ней. Я убрала деньги в сейф и снова посмотрела на часы. Было без десяти одиннадцать. Господи, мне показалось, будто прошла вечность, а на самом деле — каких-то десять минут. Меня трясло от напряжения. Чертова работа!

В учреждении юстиции все завершилось быстро и гладко. Пройдет месяц, и Станислав Михайлович Бородин станет полновластным хозяином собственной однокомнатной квартиры по улице Крылова. И никто ему слова против не скажет. Мила Самарина вела себя чинно. У нее не было причин кочевряжиться перед сотрудницей юстиции, которая принимала у нас документы.

Наблюдая за процессом, я подумала: вот ведь не пыльная работенка! Опись… протокол… сдал… принял… отпечатки пальцев… Впрочем, так порой кажется, когда смотришь, как работает другой человек. Такова уж наша загадочная природа: в чужих руках ломоть хлеба всегда толще.

По возвращении в офис я выдала супругам Самариным их кровные. Но Мила почему-то оставалась недовольной. Закусив губу и сдвинув брови, пунцовая от гнева, она нервно кидала пачки денег в большую спортивную сумку. Володя вышел покурить, и в кабинете мы остались вдвоем с Милой. Я решила заговорить с ней. Она должна объяснить мне, чем я ей не угодила.

— Мила, ответьте, пожалуйста, почему вы так себя вели? Чем я могла вас обидеть?