Ксения Любавина - С видом  на счастье

Мне бы не хотелось, чтобы мы с Никитиным докатились до подобной пошлости. И потом, мы ведь работаем вместе. Как там, в песне Высоцкого: «…удивительное рядом, но оно запрещено…» Пусть в моей жизни останется хоть что-то святое. Не нужно ничего менять. Не нужно ни мне, ни ему. Просто я сейчас немного поддала и окосела до неприличия от бутылки пива. Разыгралось воображение. К тому же весной активность, по всей видимости, обостряется не только у шизиков, но и у незамужних девушек, которым слегка за тридцать.

— Вася, я поняла… все риелторы в прошлых жизнях были гладиаторами… или летчиками-камикадзе… ну, или еще какими-нибудь смертниками…

— Не нравится мне твое настроение, — сказал Никитин. — Алюсь, я тебе уже сто раз говорил: клиенты — это рабочий материал. Вот и относись к ним как к рабочему материалу. И хватит об этом. Лучше вспомни, сколько у тебя за этот год было удачных сделок. Ал, все же нормально.

— Да ничего не нормально, Вася!

Есть у меня такая черта: чем настойчивее уговаривают, тем больше хочется хныкать и жаловаться.

Никитин, впрочем, давно изучил мои повадки.

— Короче, уволиться я тебе не дам, даже не надейся, — строгим голосом проговорил он. — Тоже придумала… Как в таких случаях говорят? «Не можешь — научим; не хочешь — заставим! Мы друга в «биде» ника-да не оставим!»

С этими словами Вася обнял меня за плечи и заглянул в глаза: не собираюсь ли я, случайно, зареветь, как это обычно бывает со мной после подобных передряг…

Я искоса посмотрела на него. Почему он так мной дорожит? Подумаешь, коллега собралась увольняться. Придет другая стажерка, снова будет заглядывать в рот, хлопать ресницами, кивать… Нет, я не могу вот так, за здорово живешь, отказаться от него и от своей заполошной работы. Васька прав: за этот год произошло много хорошего, много такого, чего не вычеркнешь из жизни просто так. Мне говорила Ольга Романовна, когда принимала на работу, что на профессиональное становление риелтору требуется год, а то и больше. Прошло одиннадцать месяцев с тех пор, как я здесь работаю. Может быть, это уже чего-то стоит?

Я пристыженно улыбнулась, внезапно осознав, что поступаю точь-в-точь как король из сказки «Золушка», который, чуть что не по нему, так сразу парик — в одну сторону, корону — в другую, мол, ухожу в монастырь…

— Может быть, мне курить бросить? — сказала я ни с того ни с сего.

Вроде бы и не собиралась.

— Хорошая мысль, — усмехнулся Никитин. — Представляешь, как Александр Никодимович обрадуется!

Хорошо вот так, в разгар рабочего дня, сидеть на лавочке, в тени раскидистого клена, пить пиво, прислонившись к мужественному плечу Никитина, и тешить себя надеждой, что когда-нибудь сможешь бросить курить.

Никитин меня ревновал. Однажды я поняла это. В тот день мы всем офисом чествовали нашего старожила Виктора Сергеевича Кузнецова: ему исполнилось пятьдесят лет. Солнечным сентябрьским днем, в самый разгар бабьего лета, в кухне нашего агентства одновременно собрались почти все сотрудники. Все мы, точно пираньи, набрасывались на торты.

— Ай да Сергеич! Ай да сукин сын! — восклицала Надежда Леонидовна Суровцева, запивая чаем, крепким и сладким, большой кусок торта.

Сорокалетняя Суровцева, крашенная под блондинку, полная, похожая на буфетчицу, слыла у нас первой сплетницей. Она всегда все про всех знала и довольно своеобразно интерпретировала добытую информацию. Поэтому ее слова редко воспринимались нами всерьез. Терпеть не могу это слово, но Надя была бабой до мозга костей, и в самом нехорошем смысле этого слова.

Итак, мы угощались на кухне. После работы намечался небольшой курбан-байрам в «узком кругу ограниченных людей». Должны были пойти, разумеется, Ольга Романовна, Андрей Туманов, Эльза Фридриховна Ильм, по прозвищу баба Лиза, — ей оставался год или два до пенсии. Мы с Никитиным были званы в числе прочих. И еще Кирилл Артурович Кислевский, красивый, холеный мужик тридцати пяти лет, дальний родственник Виктора Сергеевича и такой же бабник. Ни одна сотрудница агентства, исключая Ольгу Романовну (все-таки начальник), бабу Лизу (не прошла по возрастному цензу) и Надежду Леонидовну (не та весовая категория), не избежала его настойчивых ухаживаний и домогательств. В том числе и я. Но мою честь строго соблюдал Василий Зоркий Глаз, и Кислевский вынужден был отстать.

Посовещавшись, мы решили купить для Кузнецова новый сотовый телефон. Сообщив о нашей задумке Ольге Романовне, разумеется по секрету, чтобы «юбиляр раньше времени не обрадовался», мы получили от руководства приличную денежную сумму. За подарком снарядили Туманова, хоть он всячески противился.

Тем временем сотрудники, откушав за здоровье Виктора Сергеевича, начали потихоньку расходиться по рабочим местам. На кухне остались я и Надежда Леонидовна. Пока я размышляла, а не выпить ли мне еще и кофе или все же ограничиться чаем, в кухню вошла Эвелина Гизатулина, персона нон грата в нашем агентстве.

Сказать, что мы недолюбливали Эвелину, означало бы согрешить против истины. Мы все ее просто терпеть не могли. Такое, к сожалению, бывает. Не потому, что она наполовину армянка, а наполовину, по отцу, татарка. В нашем агентстве работали люди разных национальностей. Не потому, что у нее состоятельные родители. Вот у Славы Белорецкого, самого молодого нашего коллеги, например, тоже мама по барнаульским меркам «олигархиня». А у ее бывшего мужа, Славкиного отца, — процветающий бизнес то ли в Москве, то ли в Питере. И не потому день ото дня крепла наша неприязнь, что эта двадцатичетырехлетняя девочка была необыкновенно хороша собой и носила вызывающие наряды. Просто от нее исходило тако-о-е… Передать невозможно то презрение, с каким Эвелина Каримовна Гизатулина стала относиться к нам, «челяди», буквально с первого дня, ну а мы, понятное дело, платили ей тем же. И только Надежда Леонидовна Суровцева, шовинисточка наша махровая, до дрожи ненавидела Эвелину за все вышеперечисленное: за национальную принадлежность, за могущество и богатство ее родителей, за редкую, экзотическую красоту.

К слову сказать, родители Эвелины были приятными, вменяемыми людьми. Не потому, что они, наши постоянные клиенты, с завидной регулярностью увеличивали прибыль агентства, покупая очередной объект недвижимости, а потому, что это была чистая правда. Когда Карим Натанович, широколицый, плотный, веселый, входил к нам, произнося свое неизменное: «И снова здравствуйте!» — у нас как-то сразу повышался градус настроения, и мы все искренне ему улыбались, несмотря на то что эти сделки не имели к нам никакого отношения — супруги Гизатулины были давними клиентами Ольги Романовны, которая познакомилась с ними еще в бытность свою простым риелтором. Само собой, Арменэ Вартановна была под стать мужу: южная красавица с быстрыми, жгучими глазами и напевной речью. Одевалась она безупречно и очень дорого, словом, классная тетка, как говорил о ней Андрей Туманов. Поговаривали, что у нее два высших образования и даже какая-то там ученая степень. Поговаривала, скорее всего, Надежда Леонидовна, ибо для нее женщина со вторым высшим образованием была чем-то из ряда вон выходящим. Что уж говорить об ученой степени.