Чарльз Вильямсон - Девушка из универмага

— Он не передумает, — решительно заявил Урс, — это — мужчина. Он часто делает здесь покупки. Он придет в бе­шенство и мы, конечно, лишимся его, если поставим в такое унизительное положение. Я беру на себя ответственность.

— Вы! — усмехнулся Тобиас, хотя эти слова произвели на него впечатление. — Ведь вы получаете всего десять дол­ларов, а кукла стоит двадцать.

— Я это знаю и не стану уверять, что скопил миллион. Но это недоразумение вызвано моим промахом и этот чело­век — мой постоянный покупатель, так что мне приходится взять на себя все последствия. Вот возьмите, — он гордо вы­тянул из внутреннего кармана на своей огромной груди кра­сивые золотые часы с цепочкой. — Это залог, — заявил он. — Вы можете прочесть на них мое имя и дату. Я не раз закла­дывал их и получал сорок долларов. Вы можете взять их себе, пока не вернется мой покупатель.

— Этого не требуется, — великодушно возразил м-р То­биас. — Если вы так уверены в своем покупателе, все об­стоит благополучно и продажу надо признать состоявшейся. Мне очень досадно, — обратился он к Логану, — но вы сами видите, как обстоит дело. Может быть, какая-нибудь из на­ших девушек покажет вам что-нибудь другое?

— Нет, благодарю вас, не сегодня, — отвечал Логан, и его длинное желтое лицо стало красным, а глаза его замигали. — Мне нужна была только «Маленькая сестричка» и ничего другого.

— Боже мой, нечего сказать, ловкую штуку я проде­лал, — сказал Эрл Эшер Купидону, всовывая в маленькую руку мальчика свои часы. — Если бы Тобиас взял у меня часы, мне ничего не оставалось бы, как повеситься. Ты уве­рен, сыночек, что тебе удастся выйти?

— Конечно, так как они всегда посылают меня на улицу. Я устрою все, что вам нужно.

— Ладно, Почка, ты получишь четвертую часть для себя, если сделаешь все вовремя.

Мистера Тобиаса не было поблизости, когда пришел покупатель Эшера и заплатил за куклу. Но когда заведую­щий этажом ровно в половине седьмого вспомнил об этом и спросил, покупка уже совершилась, и «Маленькая сестрич­ка» была унесена. Даже Вин не заметила покупателя. Урс торопливо подошел с двадцатью долларами своего клиента в руке и взял картонку, в которой находилась кукла. Не было даже времени спросить, выглядел ли человек, купив­ший ее, добрым и богатым. Но Вин была слишком поглощена мыслью о своем спасении от происков Логана, чтобы черес­чур много беспокоиться об участи «Маленькой сестрички».

В этот же вечер, за пять минут до девяти часов, служа­щие различных отделений выстроились рядами (мужчины в одном углу, девушки в другом), чтобы получить пакеты с жалованьем и, поскольку дело шло о сверхштатных празд­ничных руках, в большинстве случаев и свое увольнение. Прямо перед Винифред Чайльд стояла Сэди Кирк, и Вин знала, что для ее подруги вопрос о том, останется ли она, или будет уволена, был почти равносилен вопросу о жизни и смерти. После праздников было очень трудно устроиться, если не считать тех, кто годился в горничные. Но Сэди от­личалась скорее энергией, чем физической силой. Она ни­как не могла оправиться после приступа инфлуэнцы, кото­рая стоила ей хорошего места, а напряженная работа в те­чение этих недель у Питера Рольса сильно подорвала ее здо­ровье. Если она теперь окажется «без дела», ее положение будет достаточно скверно. И все-таки теперь, когда она ме­дленно, шаг за шагом, подвигалась к решению своей судьбы, она на ходу читала какой-то роман. Как раз, когда де­вушка, стоявшая перед Сэди, с легким дрожанием руки схватила пакет с жалованьем, Сэди дочитала последние сло­ва на последней странице, закрыла книгу и сунула ее под мышку. Затем она взяла свой конверт и уступила место Вин.

Они оказались среди немногих счастливцев из числа двух тысяч сверхштатных рук. Большинство остальных по­лучило жалованье в сопровождении нескольких печатных строк, за подписью «Питер Рольс», извещавших, что «не­обходимо привести в соответствие наш персонал с нормальным временем». Увольняемым любезно сообщалось, что, если в будущем представятся вакансии, их будут иметь в виду, и им выражалась благодарность за добросовестную службу. А затем с ними было покончено, поскольку дело касалось Питера Рольса.

Последний, впрочем, еще продолжал существовать для Винифред Чайлъд, Сэди Кирк, Эрла Эшер и еще двух-трех служащих в игрушечном отделении. Они радостно рассма­тривали полученные уведомления, но, несмотря на чувство облегчения, на сердце Вин было тяжело из-за выброшенных на улицу. Девушки, которые не были оставлены на службе, молча и поспешно уходили, но мужчины, которых № 2884 не считала своими друзьями и с которыми едва была зна­кома, подходили попрощаться с ней. Они пожимали ей руки, заявляя, что были «счастливы познакомиться с ней…»

— Ну и Сочельник! — сказала самой себе вслух Вин, ко­гда, еле передвигая ноги, вошла в свою комнату в половине двенадцатого вечера. — Через полчаса будет Рождество, а я не думаю, чтобы хоть одна душа во всей Европе или Аме­рике вспомнила обо мне!

Но вдруг на уродливом красном покрывале на ее шатаю­щейся кровати она увидела два пакета: большой и малень­кий. Кто-то, значит, все-таки, вспомнил о ней.

Оживившись, она разрезала веревки на обоих пакетах и сперва открыла маленький, руководствуясь принципом «оставлять самое лучшее напоследок».

— Лилии из долин и какие красивые! Кто бы мог послать их? — на подарке не было имени и Вин напрашивался ответ, который испортил ей все удовольствие, но, впрочем, на ко­роткое время. Она раскрыла большой пакет, и на обертке прочла слова, нацарапанные карандашом, очевидно, с лихо­радочной поспешностью: «От Урса Лигии, с почтением и пожеланиями веселого Рождества. Пожалуйста, примите также и лилии».

Мисс Ливитт пожелала засвидетельствовать свое обожа­ние белокурому гиганту, послав ему корзину цветов, нося­щих ее имя и купленных на часть «сдачи», оставленной ей м-ром Логаном. Предмет ее обожания тотчас же переслал их по другому назначению. Но Вин этого не знала, и он считал, что она и не должна этого знать. Цветы всегда оста­ются цветами!

Девушка была так обрадована, что лилии исходят от Урса, а не от другого лица, что почти готова была целовать их. Затем, почувствовав облегчение, она приподняла крышку большой картонки и испустила крик, похожий на плач. Там, в шелку и кружевах, с закрытыми глазами и улыбающимися губами лежала «Маленькая сестричка».

— О, его часы, часы, которые он предлагал в залог, — бормотала она. И сидя на кровати с большой куклой в ру­ках, она пролила несколько печальных и благодарных слез на неповинную головку куклы. Теперь она поняла все, вплоть до «ловкой проделки».

Наступил уже июль, и Нью-Йорк походил на огромные, герметически закрытые турецкие бани, в которых можно было войти, но, раз войдя, приходилось оставаться, так как не было выхода и не было часов, когда бы они были закрыты. Большинство порядочной публики, за исключением совер­шивших убийства и тому подобные дела, как сообщали вос­кресные приложения газет, разъехались на море, или в горы, еще до того, как турецкие бани открылись на лето. Но в воскресных приложениях ничего не говорилось о приказ­чиках больших магазинов, так как их принимают за «поря­дочных» людей только в ограниченных кругах и они не со­вершают убийств и тому подобных дел, хотя иногда и вос­хищаются ими.