Колин Маккалоу - Леди из Миссалонги

— Они дадут нам разрешение и обвенчают сегодня же, — сказал он, забирая у Мисси коробки.

— А мне не придется венчаться в коричневом, — сказала Мисси, отбирая у него коробки назад. — Если ты позволишь, я заскочу в уборную и переоденусь в мое подвенечное платье.

— Подвенечное платье? — он посмотрел на свою серую фланелевую рабочую рубашку и старые молескиновые брюки с притворным отчаянием.

Она засмеялась:

— Не беспокойся. Это не обязательно. Я тебе гарантирую, что твой наряд будет гораздо более подходящим , чем мой.

Платье на ней сидело отлично. Юна выбрала как раз ее размер. И что за цвет! Прямо голова идет кругом, когда смотришь на него. Где, черт возьми, Юне удалось достать платье столь элегантное и такого насыщенного дерзкого алого цвета!

Зеркало на стене, казалось, было чуть-чуть волшебным: оно преображало всех, кто бы в него ни смотрелся. Надев свою нелепую алую шляпку, Мисси решила, что выглядит прекрасно. Темный цвет кожи делал ее очень привлекательной, худоба казалась стройностью. Да, великолепно! И теперь уж точно ничего не напоминало о перезрелой девице.

Оправившись от потрясения, которое он испытал при виде цвета платья, Джон Смит тоже согласился, что Мисси выглядит прекрасно.

— Теперь все как надо. Я выгляжу как неотесанный мужлан, а ты как леди, — он весело взял ее под руку. — Ну, женщина, пошли. Надо покончить с этим делом, пока я не передумал.

Они прошествовали по Катусибо-стрит, привлекая к себе внимание прохожих и явно наслаждаясь производимым эффектом.

— Как это было просто, — сказала Мисси, когда все было закончено, и они вместе сидели в повозке Джона Смита. Она вытянула руку и посмотрела на кольцо.

— Теперь я миссис Смит. Как это хорошо звучит!

— Должен сказать, что эта свадьба была намного лучше моей предыдущей.

— Та была настоящим торжеством?

— Скорее, ее можно было назвать цирком. Двести пятьдесят гостей, шлейф у невесты в тридцать футов длиной и несет его целый полк сопливых мальчишек; все мужчины затянуты во фраки, двенадцать или четырнадцать подружек невесты, архиепископ такой-то, председательствующий, церковный хор — Господи Иисусе, это был кошмар! Но в сравнении с тем, что произошло дальше, свадьба казалась райской идиллией. — Он искоса посмотрел на нее, приподняв бровь: — Ты хочешь послушать дальше?

— Да, пожалуйста. Говорят, что вторая жена всегда должна бороться с духом первой, а дух гораздо труднее одолеть, чем живого человека. — Мисси замолчала, собираясь с силами. — Она была дорога тебе?

— Вероятно, да, когда я женился на ней. Я, честно, не могу вспомнить. Я не знал ее, понимаешь. Я только знал кое-что о ней. Она, должно быть, хотела стать моей женой, потому что я уверен, что сам я не делал предложения. Я такой парень, которому женщины сами делают предложение. Я не против таких действий, как твои, по крайней мере, это было честно и прямо: А она — сейчас она тебе на шею вешается, а минуту спустя смотрит на тебя как на чумного. Как говорится, то любит, то хулит. Я думаю, что по женскому разумению это как раз то, что мужчины и ждут от них, и что если они так не делают то, им кажется, что жизнь для мужчин будет слишком легкой.

Вот почему ты мне и нравишься, миссис Смит. Ты ведешь себя совсем не так.

— Спасибо, — сказала скромно Мисси. — И что же случилось потом?

Он пожал плечами.

— О, она решила, что имеет право делать все, что ей захочется. И что только ее желания имеют значение. Что раз она получила меня в сети, то со мной можно не считаться. Я был при ней, чтобы показывать, что она хороший ловец, я придавал ее жизни респектабельность, я был своего рода ее пажем. У нее не было любовников в прямом смысле слова. У нее были чичисбеи, как она их называла, женоподобные негодяи с жасмином в петлице и с волосами, напомаженными больше, чем их кожаные ботинки. Если для кого и верна пословица «с кем поведешься — от того и наберешься», так это для моей жены. Ее подруги были бесчувственны как гвозди, а ее приятели мягки как воск. Она любила высмеивать меня. Перед всеми и каждым. Я был тупым. Я был скучным. Она не делала секрета из нашей семейной жизни. Она постоянно была настроена на скандал, где бы мы ни находились. Короче говоря, я для нее был человеком второго сорта, и она презирала меня.

— А ты? Как ты к ней относился?

— Я ее ненавидел.

По голосу его было слышно, что это чувство не исчезло до сих пор.

— Как долго вы были женаты?

— Года четыре или пять.

— У вас были дети?

— Нет, черт возьми. Она боялась за свою фигуру. И, конечно, это значило, что ее разрешалось только ласкать, целовать или обнимать. Отдавалась она только, когда была пьяна, и после этого она обычно визжала, ныла и бесилась, боясь, что может произойти что-нибудь нежелательное. Затем она бежала к знакомому доктору, у которого лечились все ее подруги.

— И она умерла? — спросила Мисси, с трудом веря в подобный конец.

— Однажды между нами произошла страшная ссора из-за… о, я даже не знаю, из-за какого-то пустяка, совершенно незначительной мелочи. Мы жили в доме рядом с гаванью, и, очевидно, после того, как я ушел, она захотела немного поплавать и остудиться. Ее тело нашли спустя две недели.

— Бедняжка.

Он фыркнул:

— Бедняжка, как бы не так. Полиция из кожи вон лезла, чтобы навесить это дело на меня. Но, к моему счастью, когда она стала кричать на меня, я вышел из дому и встретил буквально в двадцати ярдах от дома своего приятеля. Его тоже выставили за дверь, так что мы отправились к нашему общему знакомому — холостяку. Там мы и оставались до следующего дня, выпивая бутылку за бутылкой. И так как слуги видели ее живой и невредимой примерно полчаса спустя после того, как мы с приятелем оказались у холостяка на квартире, полиция не могла придраться ко мне. В любом случае, после того как тело обнаружили, вскрытие показало , что она просто утонула и никаких следов преступления нет. Хотя это не помешало многим людям в Сиднее считать меня ее убийцей. Говорили, что только моя хитрость позволила мне избежать тюрьмы, и что все мои друзья подкуплены.

— Когда это произошло?

— Около двадцати лет назад.

— Давно. И что ты делал после этого так долго, прежде чем заняться тем, чем ты всегда хотел заниматься?

— Ну, я покинул Австралию, как только полиция дала разрешение. И скитался по всему свету. Африка, Клондайк, Китай, Бразилия, Техас — почти двадцать лет добровольного изгнания. Так как я родился в Лондоне, мне пришлось туда вернуться, чтобы сменить свое имя, и когда я опять приехал в Австралию, то был настоящим гражданином мира, Джоном Смитом. У меня было золото и не было прошлого.

— Почему Байрон?

— Из-за долины. Я знал, что ее продают, а я всегда хотел владеть целой долиной.