Георгий Марчик - Тварец культуры

— Не понимаю, зачем обещать, если не можешь выполнить свое обещание? — продолжал рассуждать писатель, стараясь завоевать расположение хозяйки и при этом не давая определенных авансов (в отличие от состоятельного фотографа писатель не мог позволить себе широких жестов, будучи постоянно в стесненных финансовых обстоятельствах).

Раечка подошла к писателю и уютно устроилась у него на коленях, обняла за шею и поцеловала в губы, улыбаясь своей счастливой, подкупающей искренностью улыбкой.

— Наверное, лаская женщину, — сказала она, — вы думаете, как будете описывать это в своей книге.

— Смею тебя уверить, — начал было оправдываться писатель, но Рая долгим поцелуем заставила его замолчать. Писатель ощутил как сильно и часто забилось его сердце и понял, что наступает время второго раунда мести. Рая, соскочив с его колен, артистическим жестом сбросила с себя халатик и предстала перед писателем как прародительница Ева перед Адамом. Она приняла несколько театральных поз, которые настолько восхитили писателя, что он, не мешкая, бросился к ней, заключил в свои объятия и вместе с ней низвергнулся в сладкую бездну…

Потом они пили чай с тортом и мирно беседовали.

— Как ты относишься к партии? — спросился Рая. Она, как видим, продолжала свою контрразведывательную деятельность даже, если так можно выразиться, на ложе любви.

— Я отношусь к ней, как и каждый честный и порядочный человек. — Уж кто-кто, а писатель умел говорить обиняками.

— Мне предлагают подать заявление, — любовно оглаживая свою грудь и бедра, сказала с гордостью Рая. — Что ты посоветуешь?

— Поступай так, как велит тебе твоя совесть, — сказал писатель. — Впрочем, это тебе красоты не прибавит, ты и так хороша…

— Почему в вашем кружке много евреев? — спросила Рая, подкрашивая перед зеркальцем губки. — Разве это выгодно?

— Это выгодно всем, — с усмешкой сказал писатель, — кто хочет пообщаться с умными людьми. Других выгод нет.

— Так считает наш директор, — поспешно пояснила Рая. — Я лично ничего против евреев не имею. Среди них тоже попадаются приличные люди. У меня был один приятель с хорошей балдой. Очень даже ничего себе человек. Любил меня.

— У евреев не только балда, но и все остальное не хуже, чем у других, — сказал писатель. — Кстати, и твоему директору не мешало бы походить на занятия кружка — вдруг тоже немного поумнеет.

— На днях он получил письмо, — сказала Рая, — нашел в нем какую-то ошибку и страшно возмутился. Написал ответ: 'Постыдитесь, вы не умеете грамотно писать и хотите работать во Дварце культуры…" Так и написал «Дварец». Представляешь? Кроме этой я исправила еще 12 ошибок.

Писатель засмеялся: «Дварец культуры… Вот такие тварцы учат нас писать…»

— Почитай какой-нибудь свой рассказ, — попросила Рая. — Только короткий. У тебя есть короткие рассказы?

— Охотно, — сказал писатель. — Вот самый короткий. Всего одна строчка. Называется «Нетерпение». Цитирую: «Он едва успел добежать до сортира». Все, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Раечки. Рая недоверчиво улыбнулась:

— Сколько тебе за него заплатили? На туалетную бумагу хватило?

Писатель проснулся рано утром, тихонько поднялся, стараясь не разбудить Раю. Умылся, сварил кофе, подошел к балконной двери. Занимался серый день. По дорожке через скверик напротив дома шли ранние прохожие.

Заспанная Раечка включила видик. Дама в спортивном костюме командовала: «Втянем внутрь половые органы. — Она прижала ладонь к соответствующему месту. — Затем подтянем половые органы вверх, к желудку. Чем подтянем? — спросил писатель. — Веревкой, что ли…»

Белых больше не звонил Рае, но за четверть часа до начала заседания кружка зашел в приемную директора. Рая встретила его настороженно-отчужденно, хотя и окинула быстрым цепким взглядом. В руках Сергея Валентиновича ничего не было.

— Что тебе нужно? — холодно спросила она. Фотографа смутил такой прием. Он попробовал пошутить:

— Почему такой мрачный тон? В ответ прозвучало ледяное:

— Извини, мне некогда…

— Да, но… — сказал Сергей Валентинович. — Я хотел объяснить…

Рая подняла на него взгляд, улыбнулась своей прежней светлой детской улыбкой — на мгновение ему показалось, что все обошлось — сказала мягко и доверительно, как самому задушевному другу:

— У меня есть другой, и я его люблю.

— Так быстро? — только и нашелся что сказать фотограф.

— Да. Как умею.

Говорить больше было не о чем. Сергей Валентинович круто повернулся и вышел из приемной. Однако же на заседание кружка Рая пришла, дружески как свой человек поздоровалась со всеми. Она внимательно слушала выступающих, что-то записывала в блокнот. Все было, как обычно. Шумно, подчас с горячностью обсуждали каждую фразу, руководитель литобъединения степенно подводил итоги вспыхивающих дискуссий, мягко останавливал тех, кто, увлекшись, переходил на крик. Рая тихо, как мышка, сидела в своем уголке и писала. Среди прочих выступал и Белых. У него было затвердевшее лицо, отрешенный, неподвижный взгляд.

Утром следующего дня, едва директор появился, Рая скользнула к нему в кабинет. Тихим голосом, с кротким выражением своего овального ангельского личика она читала:

— Эволюция. Сначала делают ручными, потом подручными. Добро должно быть с кулаками, на худой конец с середняками.

Лысый после каждой фразы ерзал, едва не подскакивал на стуле. Лицо его налилось кровью, глаза округлились.

— Степень свободы зависит от размера клетки. Руки вверх! Единогласно! От смешного до великого один съезд.

— Скандал! — завопил директор, вскакивая на ноги. — Как они смеют?! У нас под носом настоящее антисоветское гнездо. Немедленно пишу докладную записку в горком. Не дай бог кто-то упредит и доложит раньше. Главное успеть, самим дать оценку… Запиши мне все эти идиотизмы. Да поживей. Наконец-то мы разоблачим эту банду!

Через два часа с докладной в коричневой кожаной папке директор мчался в горком. Как потом оказалось, самые злые фразы принадлежали Сергею Валентиновичу. Рая не докладывала о них раньше.

Членов кружка по одному вызывали в горком на допросы, то бишь на беседы. Очередное заседание кружка было очень похоже на панихиду, когда один выступает, а остальные утирают слезы,

За столом лицом к «аферистам» сидели члены трибунала, то есть комиссии по расследованию, в числе которых был и директор клуба. Рая, как ни в чем не бывало, устроилась в зале. Рядом с ней был давешний молодой мужчина спортивного вида в сером костюме. Это по его просьбе она задавала вопросы о Брежневе. Докладывал Лысый.

— В то время как советский народ тесно сплоченный вокруг родной Коммунистической партии с невиданной энергией и энтузиазмом строит светлое будущее, борется с происками империалистической идеологии, рядом с нами совершается гнусная идеологическая диверсия… — И далее в том же духе. Гневный голос директора заполнял все пространство маленького зала. Потом выступили другие члены комиссии.