Ольга Бенуа - Осенние звёзды

Девушки слушали, затаив дыхание и постепенно перемещаясь ближе к Валентине, пока не уселись на ее кровать, не забывая, впрочем, шуршать обертками конфет. Коробку поставили посредине, на покрывало, жестом предложив Вале угощаться.

— Я понимала, что это видение, мираж, что бояться нужно живых, мертвые не шляются по улицам, но я видела собственными глазами соседний дом в разрезе. Знаете, как в кино про войну, когда видны лестничные пролеты, а стены нет. Так вот, я видела, как они идут по лестнице, направляясь в одним им ведомую квартиру. Ужас, который я испытала, не передать словами. Отойти от окна я не могла. Мне было так страшно, что я боялась пошевелиться. Я, наверное, так и простояла бы до утра, но в какой-то момент муж обнял меня сзади и взял на руки. Я уснула еще до того, как он положил меня на кровать, такой был у меня шок. Наутро он рассказывал, как, проснувшись, увидел меня перед раскрытым окном в развевающейся ночной рубашке, и ему даже показалось, что я светилась изнутри. Я же смутно помнила, что видела, но животный страх не забыла. Так что нет никаких привидений и потусторонних сил, а есть лишь много плохих фильмов на ночь, — весело закончила Валентина и потянулась за конфетой.

— Точно, Сергей Алексеевич, главврач, так и сказал, что все наши болячки от стресса, — обрадовалась Катерина.

— А зарплату без стресса он не сказал, как получать? — тут же отозвалась сестра.

Катерина показала ей язык.

— Скажите, а как вас зовут? — вдруг спросила она.

— Валентина, можно без отчества.

— Не-е-е, без отчества я не могу.

— Тогда зовите тятя Валя. Меня девочки на работе всегда так звали.

— А скажите, вы верите в любовь на всю жизнь и чтобы без измен?

«Мерилин» и толстушка покатились со смеху.

— Ну что вы ржете, как две лошади? — оскорбилась Катя.

— Пытаюсь уловить ассоциативный ряд. Бумбарашка, ужасы, любовь до гроба, — давясь от смеха, выговорила ее сестра. — Теть Валь, объясните хоть вы ей, что мужики все козлы, а то она целует козлиные морды и все ждет, когда вместо одной из них прынц образуется. Кать, когда же ты повзрослеешь? Я тебе сто раз уже говорила, что розовые очки бьются стеклами внутрь. Взгляни на мужиков глазами простой русской бабы. Я когда замуж выходила, только и слышала со всех сторон, какой Ванечка хороший да как он всю жизнь пылинки с меня сдувать будет.

— Так ведь сдувает, — подала голос сестра.

— А куда ему деваться? Дело было так. Собирались мы с Ванькой в Хорватию съездить на море. Целый год деньги копили, мечтали, как будем на пляже попы греть, а вечером по барам да дискотекам, и чтоб ни шагу без прислуги, чтоб все за нас делали. В общем, заказали отель суперстар, пять звезд. Я уже и гардеробчик начала подбирать. Прихожу однажды домой, думаю, надо срочно старый Ванькин паспорт на продление отдать. Время идет, Ванька сказал, что сам сделает, но так и не чешется, думаю, отнесу в агентство, там все сделают. Решила, чего я его будить после ночной смены буду, сбегаю сама, тем более что с работы отпустили. Лезу в тумбочку, достаю паспорт, раскрываю на странице «дети». Случайность, но кто ж знал, что я там обнаружу. Оказалось, что у моего Ванечки в Алапаевске имеется сынок пяти месяцев. Я его паспортиной прям во сне и измордовала. Говорю, ах ты, козел, когда я тебя из тюрьмы ждала, а он туда по глупости залетел на год, надеялась, что тебе наука уже была и ты точно в семье осядешь, а ты дитенка успел какой-то клуше заделать, компьютерщик хренов. Пока я волосья стригла, чтоб тебе на обучение, а потом на фирму собственную наскрести, ты по бабам бегал, а потом песни пел, что в Алапаевск вы интернет проводите.

— Вы разошлись? — грустно спросила Валентина.

— Да нет, простила я его. Он в ногах у меня валялся, клялся, что больше никогда. Да и польза была от того загула. Теперь он виноват и знает, что виноват, потому ведет себя как шелковый. Но это ерунда, моя сестрица почище моего мужа номера откалывает. Вы спросите, от кого у нее ребенок. Кать, скажи тете Вале, кто отец моего племянника.

— Ну зачем вы так, я же человек посторонний, — Вале стало неудобно.

— Нет, пусть скажет. Кать, давай, как на духу.

Катерина опустила голову и всхлипнула.

— Дед Мороз.

— Что? — не поняла Валентина.

— А то, отец ее ребенка — Дедушка Мороз, — торжествующе пояснила сестрица. — Она с ним на маскараде во Дворце культуры железнодорожников познакомилась. Я ей пригласительный достала, думала, может, нормального парня найдет. Нет, железнодорожники ей не понравились. Понравился этот, с бородой, из-за которой даже лица видно не было. Как сексом заниматься — это она сообразила, а как зовут мужика, забыла спросить и предохраняться тоже забыла.

— А что ребенку сказали? — поинтересовалась толстушка, заедая историю очередной конфетой.

— Как и положено, соврали про папу-полярника. Погиб на задании, разгребая лед перед «Титаником». Пока кушает, а вот подрастет — будет у пацана шок.

— Понимаете, — подала голос Валентина, видя, что Катерина совсем сникла, — человека нельзя заставить быть верным.

— Зато можно контролировать, — деловито заметила «Мэрилин».

— Глупо устраивать слежку. Если он решил изменить, то изменит, неважно, где и как. Мужчина может быть занятым с утра и до ночи, в свободное от работы время пахать на тещиной даче, оставшиеся минуты посвящать жене и детям, но из двадцати четырех часов он сделает двадцать пять, и этот час он проведет с женщиной, которую любит.

— Я ж говорю, все козлы.

— Нет, не все, а только те, которых мы козлами делаем. Мы же воспитываем, растим мужчин. Знаете, я не люблю говорить, но надеюсь, что мой муж мне не изменял никогда.

— А как вы познакомились?

— В седьмом классе я залезла на высокое дерево и не могла спуститься, а потом просто упала ему в руки, при этом сломав ногу не себе, а ему. На мне же не было ни царапины. Я страшно переживала, кость у него срослась неправильно, и ему ее ломали. Пришлось бросить спорт, а у него был разряд по лыжам. И вы знаете, он никогда меня не попрекнул и не вспомнил.

— Видимо, так на роду написано, — покачала головой толстушка.

— Не знаю. Когда мы поженились, все смеялась, что свадьба у него не последняя, потому что у мужа было две макушки. Примета есть такая, две макушки, значит, два раза жениться будет… Лет через десять обратила внимание, что нет второй макушки, одна осталась.

— Красиво.

Разговор прервался стуком в дверь, начался вечерний обход. Отбой был ровно в 22:00. Девушки на удивление быстро угомонились. Валентина, которая уже выспалась, долго ворочалась, стараясь как можно тише перемещаться на скрипучей кровати. Она думала об этих молодых женщинах, из рассказов которых поняла, что работа и начальство довели их до больничной койки. Работают с утра до ночи, без выходных и праздников, чтобы не выперли. Мысли свернули на проблемы дочери. Душа болела за всех, за весь мир. Вспомнилась история, которую она рассказала девушкам. Страшно не было, но неожиданно стало грустно и тоскливо. Захотелось домой, в родную постель, под теплый бок к Михаилу, такому близкому и понятному. Грудь сдавило тягостное предчувствие, то ли к дождю, то ли к беде. Валентина дотронулась до крестика на груди и забормотала «Отче наш», но тоска не проходила, а наоборот, поднималась все выше и выше, в область сердца. «Медсестру, может, позвать», — мелькнула мысль, но потом Валентина вспомнила сериалы про замотанных медсестер, работающих на трех работах и отсыпающихся только на ночных дежурствах, и решила, что она уж как-нибудь. Зачем тревожить из-за ерунды. Она приподнялась и, налив минералки, выпила залпом почти целый стакан. Стало полегче. Она закрыла глаза и стала вспоминать французские глаголы: же перд, тю перд, иль перд…