Ольга Бенуа - Осенние звёзды

Сквозь дрему Валентина почувствовала как что-то сдавливает грудь. За окном загромыхало, деревья шумели под порывами ветра. Начиналась гроза. Занавески шевелились, комнату освещали яркие всполохи. Дышать стало совсем тяжело. Она хотела встать и позвать кого-нибудь, но тут услышала странные звуки. Очередная вспышка молнии осветила у нее на груди поверх одеяла угольно-черного дьявола со светящимися глазами. Дьявол монотонно бормотал заклинание на непонятном языке. Когти подбирались к груди, прикрытой только тонкой тканью ночной сорочки. В пустой от ужаса голове звонко тикала мысль, что не стоит будить лихо, пока оно тихо. Не стоило своим рассказом вызывать смерть. Вот она и пришла. Дьявол, казалось, рос на глазах. Не сводя глаз с чудища, Валентина потянулась к тумбочке, зацепила стоящий на ней стакан, который брякнулся об пол. Она заорала не своим голосом.

Мгновенно, как ей показалось, зажегся свет, соседки забегали, кто призывая дежурную сестру, кто закрывая распахнувшееся от порыва ветра окно. Катя подбежала к ней, успокаивая, бормоча, что гроза — это не конец света. Валентина пила воду, пыталась объяснить, что за ней приходила смерть, и никто не обратил внимания на огромного черного кота, спрыгнувшего со шкафа и шмыгнувшего в коридор. Он был очень обижен, что его стряхнули с насиженного места, такого мягкого, теплого и вкусно пахнущего валерьянкой.

Медсестра сделала успокоительный укол. Остаток ночи прошел спокойно, а на утро Валентина попросила мужа забрать ее домой. Врач с радостью согласился, выписав пачку рецептов и шепотом порекомендовав Михаилу сводить жену к специалисту по нервным болезням.

— Галлюцинации — это начало, — закончил он.

— Валюш, а колоть тебя кто будет? — спросил уже дома Михаил, выстраивая батарею флакончиков и коробочек на кухонном столе.

— Давай ты. Ничего же сложного.

— Я? Я не могу, не умею и мне плохо от одного вида, — замахал руками муж.

— С каких это пор тебе плохо от вида моей пятой точки? — Валентина распаковала одноразовый шприц, купленный в аптеке, налила внутрь воды и дала мужу диванную подушку. — Вот, тренируйся.

— Я крови боюсь, — признался полковник, но шприц взял, эффектно выпустил фонтанчик воды и осторожно стал втыкать шприц в подушку.

— Да ты не мучай ее, а быстренько. Смотри! — Валентина легким движением всадила шприц в вышитую пастушку.

— Хорошо, хорошо, а тебе больно не будет?

— Если будешь два часа колоть, то будет, а если быстро, то нет. Давай, тренируйся, а то скоро укол надо делать, а ты еще на подготовительной стадии.

Минут пятнадцать Михаил колол подушку шприцем, как шпагой.

— Кажется, я уже могу. Давай, оголяйся, я буду тебя лечить, — он стоял в дверях спальни. — Ложитесь, пациент.

Валентина, смеясь, улеглась на кровать.

— Начинаю.

Михаил минут пять ходил вокруг, пытаясь найти удачный момент и место, передвигая то край ночной сорочки, в которую была облачена Валентина, то одеяло, то саму Валентину.

— Ты долго будешь меня как тушку рассматривать?

— Не торопи, я должен высчитать угол падения шприца. Ой!

— Что такое, у меня хвост вырос?

— Я же забыл продезинфицировать место.

— Я с тобой инфаркт заработаю и придется тебе делать мне искусственный массаж сердца. В общем, так, или коли, или я позвоню Светке.

— Хорошо, хорошо, я уже в пути.

Намазав половину ягодиц йодом и изобразив мишень с «яблочком», закрыв глаза, Михаил воткнул шприц. Валентина ойкнула, он тут же вытащил шприц обратно.

— Ты что делаешь, я ж не подушка!

— Прости, Валюш, но в подушку он входил жестко, а в тебя как нож в масло. Я ж не знал, что так мягко будет. Знаешь, звони Светке.

— Хорошо, — сказала Валя, поправляя рубашку и накрываясь одеялом. — Не хотела человека беспокоить, но придется. Заодно узнаем, что там у нее с Николаем. А пока пропустим один укол, не страшно ведь.

— Я отгулы взял, так что неделю с тобой побуду, присмотрю, а то напугала ты меня с этими больницами. Ты отдыхай, я пойду куплю чего-нибудь вкусненького, благо, наша дочь тоже решила на пару дней нас оставить, так сказать, у нас с тобой медовая неделя. Будем одни. Радоваться и наслаждаться, — поцеловав жену, он отправился в магазин, прихватив пса, который поселился у них навсегда.

Прекрасно разбираясь в людях, Александр не находил достойного ответа, почему женщина его мечты отказывается от него. Отъезд девушки Ильи на повышение в столицу оказался палкой о двух концах. Иванна, у которой кроме «духовного термометра» на стене гостиной оказалось еще отличное образование и приличный опыт работы, двумя руками ухватилась за соблазнительное предложение. Молниеносно оформив перевод детей в один из московских лицеев, она рассорилась с наставником Кинжуи, выкинула измеритель продуктовых душ и, пообещав Илье при случае позвонить, укатила. Илья не находил себе места, Светлана заламывала руки, проклиная обольстительницу, разбившую ему сердце.

С другой стороны, было не слишком ясно, почему Светлана отказывается от любви только из-за того, что муж стал чуть более внимателен? Александр знал, чувствовал, что дорог Светлане, и вдруг такая перемена, отказ от всего ради родного болота и царящего в нем водяного. Ситуацию не переломила даже встреча на вечеринке. Как платье Золушки превращается в лохмотья, а карета — в тыкву, так романтический настрой Светланы исчез с последним ударом часов.

Александр сидел на скамейке, смотрел на прохожих и ломал голову над вечным вопросом, как завоевать женщину. Сквер перед горсоветом был вылизан до блеска. Дорожки аккуратно подметены, бордюры покрашены, цветы высажены в виде герба области. Пушной геральдический зверек в своей цветочной ипостаси больше напоминал кошку, но идея горожанам нравилась и на фоне клумбы активно фотографировались жители и гости региональной столицы. На лавочках сидели любители пернатых и кормили голубей, которые были почти домашними. Некоторые садились прямо на руку или клевали принесенный хлеб с носков ботинок. Моложавая бабушка, стараясь одной рукой удержать коляску, другой — внучку, объясняла малышке, что надо, как большие дяди и тети, не пугать птиц, а стоять тихонечко, и тогда они подойдут поближе и попросят угощения. Но девочке хотелось сейчас, потому что ее хлеб лучше. Вырвавшись из рук женщины, она с пронзительным криком врезалась в мирно пасущуюся, ничего не подозревающую стаю. Птицы взметнулись ввысь. Девочка и сидящие на скамейках смотрели в небо, никто не возмутился, кроме бабушки, пытающейся из всего вычленить воспитательный момент. Все понимали, что гораздо интереснее сделать по-своему, а не чинно кормить птичек. Мало кто из находящихся в сквере мог себе позволить выходку маленькой девочки, еще незнакомой с условностями, правилами и прочим балластом, который прибавляется с каждым лишним годом в паспорте и каждой новой морщиной на лице.