Юлия Монакова - По закону столичных джунглей

— Миша… — Люська прижала ладони к щекам. — Какой же ты хороший… Как же я тебя люблю!

Он обнял ее.

— Знаю. Я же тебя тоже люблю, балда. Ну давай, собирай вещи… Я подожду.

Это Москва, милая моя, если ты еще не поняла! Тут за любой, самый маленький выигрыш драться надо, пахать до кровавых соплей, зубами выгрызать! А если даром предлагают — беги сломя голову и не оглядывайся!..

Юрий Коротков «Попса»

Возможно, Таисья и была недовольна Люськиным переездом, но виду, однако, не подала. Лицо ее осталось таким же унылым и безучастным, когда, вернувшись с работы, она обнаружила в прихожей дорожные сумки. Впрочем, ей грех было жаловаться — до конца июля за квартиру Люська уже заплатила и даже не попыталась вернуть свою часть денег, хотя прошло только полмесяца. Ну, а потом к Тае приедет брат, так что одной ей оплачивать жилье точно не придется.

На новом месте Миша и Ника выделили ей спальню, а сами обосновались в проходной комнате.

— Тебе нужно высыпаться, а нам все равно пара месяцев погоды не сделает, перекантуемся на диване. Ну, а когда мы уедем, ты вообще будешь здесь полновластной хозяйкой! — сказал ей Миша.

В тот же вечер они разобрали младенческие вещи Ники. Большая их часть действительно была в отличном состоянии — только заново перестирать да погладить, остальное вполне годилось для домашней носки, не на выход. К тому же в кладовке обнаружилась коляска, которую можно было использовать и в качестве кроватки для малышки. Правда, цвет был синий, а не розовый, как полагалось девочкам, но Люська плевать хотела на эти стереотипы. Она с облегчением подумала, что это сэкономит ей значительную часть «заначки».

Люське зажилось весело и уютно. Днем Ника находился в детском саду, а Миша чаще всего бегал по каким-то своим делам, решая оставшиеся до отъезда за границу насущные вопросы. Люська просыпалась около одиннадцати утра, принимала душ, завтракала, затем пару-тройку часов посвящала написанию новых рассказов. Вдохновение постепенно снова вернулось к ней, к тому же Миша тоже горячо убеждал ее отправить свои творения в какое-нибудь из известных издательств. В конце концов Люська сдалась, выбрала пять наиболее удачных рассказов и разослала их в самые крупные издательства России. Втихомолку она посмеивалась над этой затеей, но… в конце концов, что ей было терять?..

Тем временем несколько глянцевых женских журналов откликнулись на ее запросы о работе, предложив внештатное сотрудничество на гонорарной основе; Люська также стала писать еженедельную колонку для одного из сетевых изданий. Словом, дела потихоньку налаживались… или это добрый друг Миша принес ей удачу?

Поработав за компьютером, Люська перемещалась в кухню и готовила там разнообразные вкусные блюда для своих мужчин, как она их шутя называла. Вечерами, когда все были в сборе, они устраивали в кухне торжественные ужины, плавно перетекающие затем в длительные душевные чаепития. Они разговаривали о событиях, случившихся с ними за этот день, делились впечатлениями от фильмов и книжек, строили планы на завтра… Лампа под резным абажуром заливала кухонное пространство уютным теплым светом, а из открытого окна, в котором сгущались поздние летние сумерки, доносилось верещание сверчков и щебет стрижей. Со стороны, наверное, они напоминали счастливую семью, ожидающую появления на свет второго ребенка…

После ужина Миша мыл посуду, а Люська непременно читала Никите вслух какую-нибудь из его любимых книжек. Это стало их ежевечерней традицией перед сном. Затем Люська поправляла на мальчике одеяло, желала спокойной ночи и целовала его в щеку. Ника обвивал ее шею своими худенькими ручонками, прижимался к ней и выдыхал прямо в ухо:

— Тетя Люся, я тебя очень-преочень люблю!

— Я тебя тоже люблю, малыш, — отзывалась Люська, тая от нежности и сглатывая ком в горле. А однажды Ника даже несмело шепнул ей:

— Я хочу, чтобы ты стала моей мамой…

Люська смутилась, не зная, что ответить на такое предложение.

— У тебя уже есть мама, милый, — выговорила она наконец.

— Но она же умерла! — справедливо возразил Ника. Люська вынуждена была согласиться.

— Это так… Но, понимаешь, так получается, что в мире у каждого человека может быть только одна мама.

— А вот и нет, — обиделся Ника. — Если ты женишься на папе, то я смогу называть тебя мамой!

Люська улыбнулась.

— Видишь ли, я не могу… выйти замуж за твоего папу.

— Почему? — расстроенно спросил Ника. — Папа тебя тоже любит, и если вы поженитесь, то ты поедешь с нами во Францию, и мы будем жить все вместе.

— Прости, но я не могу поехать с вами, — мягко, но решительно произнесла Люська. — Скоро у меня появится свой ребенок, дочка, и мне придется о ней заботиться…

— Ты будешь любить только свою дочку, а нас с папой разлюбишь, — Ника отвернулся к стене и тихонько заплакал. Люське пришлось долго утешать его и убеждать, что она не разлюбит их ни при каких обстоятельствах. В конце концов мальчик заснул, тоненько всхлипывая. На его ресницах блестели непросохшие слезинки.

Видимо, что-то особенное было в тот вечер в Люськином выражении лица, и это не укрылось от Миши. Она задумчиво смотрела в одну точку, сидя в кухне за чашкой позднего чая, и даже не стремилась поддерживать разговор. В конце концов Миша смущенно кашлянул, привлекая ее внимание, и нерешительно сказал:

— Люсь, только ты не спеши сразу отказываться… Подумай немного. А может, чем черт не шутит, нам с тобой стоит пожениться, а?

Люська молча смотрела на него и ничего не говорила.

— Нет, я не имею в виду традиционную свадьбу со всеми этими дурацкими прибамбасами, не нужно нам ни лимузинов, ни выпущенных в небо белых голубей, — заторопился Миша. — Просто пойдем и тихо распишемся… А потом ты получишь визу как моя жена, и мы улетим в Париж…

— Ты забыл об одной мелочи, — ровным голосом проговорила она. — Скоро у меня родится ребенок.

— Я не забыл! — запальчиво воскликнул Миша. — Люсь, я же именно это и имею в виду… У тебя появится дочка, которой будет нужен отец. У меня есть сын, который тоскует по материнской любви. Мы могли бы попробовать… все вместе… по-настоящему. Я знаю, как ты относишься к Никите. И я уверен, что полюблю твою дочь, как своего собственного ребенка. Я даже могу дать ей свое отчество.

— Спасибо тебе, дорогой, за искреннее желание меня… облагодетельствовать, — произнесла Люська, не глядя ему в глаза.

— Ну зачем ты так, — оскорбился Миша. — Я, может, тем самым не тебя облагодетельствую, а себя самого.

Люська все еще избегала его взгляда. «Вот то, что мама назвала бы выигрышным лотерейным билетом, — пронеслось у нее в голове. — Есть шанс исправить мою никчемную жизнь. Выйти замуж за москвича, переехать с ним в Европу… И моя малышка не будет безотцовщиной, никто не станет смотреть косо… И мама сможет даже гордиться мной перед всеми провинциальными родственниками — мол, непутевая дочь удачно устроилась…»