Кира Буренина - Свет в твоем окне

Еще позавчера мы дружно ломали голову над причиной ухода с работы «по собственному желанию» нашей заводилы и любимицы Светки Курочкиной, а вчера в аппаратной азартно обсуждали отставку очередного правительства. Ничто не предвещало бурь и потрясений, но сегодня директор программ вызывает меня к себе и, пряча глаза за толстыми линзами очков, сообщает, что две мои программы закрываются и я могу считать себя «свободной». «Свободной» от чего? От работы? Что, увольнение теперь так называется? Ведь предупреждали меня доброжелатели, почему я не верю сплетням?

— Формальности и все прочее оформите в бухгалтерии, — кося до невозможности глазами, пробурчал директор и уткнулся носом в бумажки.

«Формальности» не занимают у меня и трех часов. И вот в половине третьего я стою по ту сторону еще вчера такой родной двери радиодома и размазываю крупные капли дождя по лицу, соображая, куда мне податься. Всегда наготове есть вариант номер один — домой. Там я могу глотнуть снотворного, забыться и уснуть. Или же опрокинуть банку джина с тоником и зарядить часа на три какой-нибудь крутой боевик со спецэффектами. Собственно, что мне еще остается делать в нашем «бабьем доме»? Поясню: наш «бабий дом» — это две мои тетки, племянница и кошка Маруся, которая пришла к нам в феврале.

Мои тетя Оля и тетя Ася — две абсолютные противоположности. Кто хотя бы раз видел одну тетку, ни за что не поверит, что другая — ее родная сестра. Тетя Оля хрупка и болезненна, так получилось, что с детства она не научилась оберегать свою психику от различного рода травм и жизненных потрясений, которые с каждым годом наносили ее здоровью ощутимый урон. Она живет в своем собственном мире, говорит на своем языке, у нее свои темы для разговора. Постороннему человеку она даже может показаться странной. Не ее вина в том, что ритм ее жизни все меньше совпадает с ритмом жизни окружающих. Впрочем, гармония иногда возникает, тетя Оля становится просто чудесной, и в эти минуты я ее очень люблю.

Тетя Ася навязчивостью и назидательностью очень похожа на своего телевизионного двойника. И, как в рекламном ролике, у нее всегда находятся темы для воспитательной беседы. Собственно, их только две — моя персона и наше правительство.

— Ну что ты вечно ходишь в этих джинсах и кроссовках? — резким, пронзительным голосом кричит она, дергая меня за рукав растянутого свитера.

Каюсь, джинсы и уютные свитера — моя любимая одежда, в любой другой я чувствую себя некомфортно и стесненно.

— Ни один уважающий себя мужчина на тебя не посмотрит! — продолжает свой монолог тетя Ася.

Может, и не посмотрит. Но сотни, а может, тысячи послушают, если их приемники настроены на волну нашей радиостанции.

Тете Асе не нравится во мне все — мой вес, лицо, моя работа, образ жизни, зарплата, одежда и то, что из меня «не получилось ничего путного».

Племянница Шуша — в общем-то и не родственница в прямом смысле этого слова, так, седьмая вода на киселе — тихое, застенчивое существо с огромными глазищами и добрым сердцем. Где она работает, на что живет — неизвестно, но дома у нас она бывает часто и подолгу. От ее присутствия, как от присутствия кошки Маруси, в квартире становится уютно и как-то совсем по-домашнему.

Стоя под августовским проливным дождем, чувствуя, как промокают кроссовки, я думаю о том, что приехать домой сейчас, в неурочное время, не могу. Это все равно что нарушить ход уже отлично отрепетированной пьесы и не вовремя бросить реплику партнеру по спектаклю. Тетя Оля сейчас наводит порядок в доме, но делает все так, как это принято в ее собственном мире, в ее «виртуальной реальности». Тетя Ася сидит у окна и разглагольствует о правительстве и ценах, а Шуша, являя собой единственного слушателя, как мышка, сидит в уголке и мелко кивает головой.

Перейдя под навес павильона автобусной остановки, я все еще соображаю, куда мне податься. Глаза мои шарят по названиям остановок автобусного маршрута — и я решительно вскакиваю на подножку подходящего автобуса с запотевшими стеклами. Светка Курочкина поймет мои беды, напоит кофе, расскажет что-нибудь забавное. И вот я у нее. Отчаянно жму на кнопку дверного звонка, но никто не открывает, за дверью ее квартиры слышатся таинственные шорохи и звуки. Это значит, что она дома, просто сейчас занята — занимается сексом с очередным красавцем любовником. Жизнь продолжается.

На улице дождь вскипает огромными пузырями в лужах. Я подхожу к телефону-автомату и от нечего делать набираю номер, который знаю наизусть. На том конце провода отзываются моментально, и это уже хорошо. Пока, спрессованная теплыми телами людей, качаюсь в утробе вагона метро, я вспоминаю один вечер. Почти ровно год назад одна программа не ладилась совершенно. Все спас телефонный звонок в прямой эфир, мягкий мужской голос произнес: «Добрый вечер, Маша». Кое-как мы дотащили передачу до конца. Мой неожиданный спаситель Филипп оказался настойчивым поклонником — он регулярно звонил в эфир или просто на студию и убедительно просил о встрече.

— И не вздумай, — говорили мне девчонки, — а вдруг он маньяк?

И вот я тащусь через всю Москву на встречу с маньяком и, возможно, уже никогда не вернусь домой. Кто поймет извращенную человеческую натуру?

Но не торчать же мне на улице до восьми вечера!

Филиппа я узнаю сразу — молодой человек в очках, в славном костюмчике, с рыжим портфелем в руке. Вылитый банковский клерк, отпросивший с работы. Заглядывая мне в глаза, он ведет меня в полумрак бара, чему я очень рада — не так заметны мои волосы-сосульки и макияж, похожий на смытый детский рисунок на асфальте.

— Что будете пить? — трепетно осведомляется Филипп, словно речь идет о чем-то сокровенном.

Я прошу большую чашку кофе, но он делает роскошный заказ. Стол уставлен тарелками с бутербродами с икрой и колбасой, фруктами, пирожными и конфетами. Филипп с нескрываемым восхищением разглядывает меня в свои очочки-бинокли и что-то деликатно и нежно журчит, как горный ручей. Я мотаю головой, как старая лошадь, и думаю все равно о своем: «А что, если позвонить Федорчуку, у него ведь был какой-то проект для меня? А если Петровичу? Ведь он давно меня звал к себе, обещал дать передачу».

Филипп накрывает мои озябшие ладони своими горячими руками, и меня осеняет: а ведь это мой радиослушатель! А сколько их еще, неизвестных слушателей моих передач!

— Простите, Филипп, спасибо, но мне пора, — неожиданно встаю я, — у меня еще есть дела.

У Филиппа огорченный вид, он что-то говорит на прощание и сует мне в руку свою визитную карточку.

Возвращаюсь домой по графику. Кошка Маруся вьется вокруг ног, тетя Ася что-то пронзительно вещает о новом премьере, милая тетя Оля бестолково топчется у плиты. В закопченной кастрюле она приготовила мне на ужин какое-то неопознанное блюдо. Все как всегда. Шуша, улыбаясь щербатым ртом, тащит за мной чашку горячего крепкого чаю и пачку печенья «Юбилейное». Я устраиваюсь на своем диване, кошка Маруся ложится в ногах. Уже в предвкушении очередного боевика дотягиваюсь до пульта телевизора, как неожиданной трелью взрывается телефон. С расстояния слышу неясное кваканье из трубки. Это Петрович! Только он умеет говорить без начала и конца! Подношу трубку к уху: