Кира Буренина - Свет в твоем окне

— Митя, ты прелесть! — закричала я в трубку. — Я постараюсь взять билеты на вечер!

Радостное возбуждение охватило меня. Сама судьба преподнесла мне решение. Прощай, Самойлов!

Неказистый фасад, давно требующий ремонта, узкие пыльные коридоры, тесный репетиционный зал, крохотные грим-уборные и на удивление удобная сцена с хорошим наклоном — так выглядело пристанище муз в Светлицке.

Шла репетиция. Все как везде — палка, ряд артистов.

— Андрей, будем ноги поднимать или нет? — гремел голос репетитора. — Нелли, посмотри на свою ногу, что это за бедро!

На стук двери репетитор оглянулся — да ведь это Митя! Как он изменился! Мы расцеловались, по ровному ряду стоящих у станка прошел шелест, и двадцать пар глаз впились в меня. Женщины, среди которых было очень мало молодых, поправляли прическу, макияж, те, кто делали класс вполноги, подтянулись. Каждый понимал важность момента.

— Мы с тобой поболтаем позже, — пообещал мне Митя, — а сейчас извини. Смотри, выбирай, хотя что там класс покажет. И приходи вечером, сегодня мы работаем наш последний премьерный спектакль. После спектакля — ужин со спонсорами и губернатором города. Ничего мужик, толковый. Честно скажу, повезло нам, что он такой меценат оказался. Иначе… — И он полоснул ребром ладони по горлу.

Митя хлопнул в ладоши, концертмейстер ударил по клавишам, репетиция продолжилась.

— Как ваше впечатление? — поинтересовался директор театра после спектакля за роскошным ужином — местный Совет предпринимателей явно не скупился на нужды культуры. — Сам знаю, что спектакль слабенький. Но где взять кадры? Зарплата нищенская, развлечений никаких, тоска. Вот и глушат все водку. Не каждый день наши «отцы города» оплачивают премьеры.

Последнюю фразу директора уловил Сибирцев, мой визави, тот самый городской меценат-губернатор. Он внимательно изучал меня своими цепкими глазами весь вечер и, казалось, был теперь рад предоставившейся возможности вступить в разговор. Губернатор весьма любопытно описал процесс принятия решения о постановке балета, а также пообещал, что теперь городские власти будут всегда держать во внимании нужды театра.

— Это ведь наш единственный, так сказать, очаг культуры.

Начались репетиции. Я все реже вспоминала Москву, Самойлова, театр, одновременно я жаждала реванша, мечтала о том, как вернусь с победой в Москву и как Юрий поймет наконец что он был не прав. Новые впечатления, новый город, а также повышенное внимание ко мне со стороны губернатора Сибирцева стирали мои московские грустные воспоминания. Чем ближе был день премьеры, тем ожесточеннее становились споры и схватки. То артисты отказываются надевать утвержденные сшитые костюмы, то травмы, то срочные вводы, То телефонные звонки и визиты с протекциями, интриги и истерики. Неоднородный состав труппы, разный уровень подготовки заставляли меня перекраивать уже почти готовую канву балета. Но несмотря ни на что, я работала с наслаждением. Наконец-то я могла утолить свою многолетнюю жажду творить. Пролетела генеральная. В день премьеры я получила от Сибирцева корзину роз, доставленных, как сплетничали, из лучших теплиц Новосибирска. Я с недоумением вглядывалась в афишу своего спектакля, на которой аршинными буквами значилось: «Балетмейстер — Надежда Снегирева». Неужели это я? Неужели свершилось?

Спектакль имел успех, ах, если бы мне удалось поставить его в Москве! Все превозносили мои таланты до небес, я же от чистого сердца поблагодарила артистов — они честно работали на пределе своих возможностей и показали лучшее, на что были способны. Все районные и областные газеты дали положительные рецензии, хороший отклик был и в Москве. Я расписалась в получении своего гонорара. Теперь я — богатая женщина. В предпоследний перед моим отъездом день меня вызвал к себе директор.

— Надежда Викторовна, — торжественно объявил он, — дирекция предлагает вам место главного балетмейстера театра. Мы будем платить вам оклад, также Совет городских предпринимателей обещал поддержку. Я знаю, что Светлицк — это непрестижно и, может быть, смешно. Вполне очевидно, что ваш успех здесь — своеобразный трамплин для, так сказать, покорения новых высот там, в Москве. Но вы не отказывайтесь сразу. Подумайте, ладно? Только думайте скорее, через неделю вакансия должна быть закрыта. Мы вас ждем.

— Возвращайся, Снегирева, — шмыгал своим красным носом Митька Полетаев, — мы тут такое сочиним!

Попрощаться со мной пришел и губернатор:

— Я бы очень хотел, но не смею удерживать вас. Может быть, вы надумаете и вернетесь?

«Нет, не вернусь, вертелось в моей голове, — никогда не вернусь». Хотя почему-то мне было очень грустно.

В Домодедове ко мне неожиданно подошел Юрий с букетом роз.

— Здорово, лягушка-путешественница! — поцеловал он меня в щеку.

В теплой темноте черного «БМВ» по дороге домой Юрий долго распространялся о планах театра на будущее, о последних сплетнях и интригах.

— Ну почему ты не спросишь, как мои дела? — не выдержала я.

— Наслышан, наслышан, — насмешливо протянул он, — ну, потешила местных мафиози и ладно. Мы же здесь настоящее дело делаем, не какая-нибудь деревня.

Злые слезы жгли мне лицо:

— Значит, ты считаешь, что мне место только в деревне?

— Ну, не надо так критично, — засмеялся он, — просто сейчас не время, понимаешь?

«БМВ» затормозил у моего подъезда.

— Приглашаешь? — Юрий взялся за ручку двери.

— Нет, дорогой, — отрезала я, — хочу попрощаться с тобой, и, наверное, надолго.

— Подумать только, какая звезда! — Он с грохотом швырнул мой чемодан из багажника на асфальт. — Еще на пузе приползешь!

Когда я вошла в квартиру, на меня пахнуло нежилым, душным запахом. Было в этом нечто тревожащее, горьковатое, я оглянулась — на тумбочке, свернувшись в трубочку, лежали сухие кленовые листья — как привет старого друга из далекого сентября. Не снимая пальто, бросив чемодан, я решительно схватила телефонную трубку:

— Справочная? Когда ближайший рейс в Новосибирск?

Как-то раз Таню пригласила на день рождения подруга Вера. В основном вокруг были одни незнакомые люди, и Тане стало скучно. Разглядывая смеющихся, жующих и острящих гостей, Таня обратила внимание на молодого человека в черной водолазке и черных джинсах, молча сидевшего и рисовавшего черенком вилки по скатерти затейливые узоры… Конечно же, причиной были не худое бледное лицо, серые глаза и длинные волосы, стянутые в хвостик на затылке. Молодой человек тоже приметил Татьяну — несколько раз он бросал в ее сторону любопытные взгляды.

— Это Илья. Талант, большой художник, но высокомерен страшно! — прошептала на ухо Тане Вера, заметив ее заинтересованный взгляд.