Ирина Быстрова - На перекрестке

Мы приуныли. С нами вечно так — все не вовремя.

— Да вы не огорчайтесь, — приободрила нас Антонина, — три недели пролетят — не заметите, а после приходите. Будете первыми, кто выберет щенка, ну, не считая, конечно, хозяев жениха — у них право первого выбора, но те точно возьмут мальчика, так что они вам не конкуренты.

Мы явились четко в назначенный срок.

— Ого! — воскликнула Иринка, когда нас провели к щенкам. — Смотри, какие здоровые они стали!

— Хорошие щеночки, крепкие, — подтвердила Антонина и скомандовала: — Выбирайте!

— А как их выбирают? — озадачилась я.

За три прошедшие с прошлого нашего визита недели мы перечитали уйму литературы про боксеров, знали теперь все об их повадках, болезнях, пристрастиях, «обоксерились» до такой степени, что, казалось, всю нашу жизнь рядом с нами были одни боксеры. Но вот советы, как выбирать щенка, в этих книжках нам не попались.

— Обычно спрашивают, кто первый родился, — это, как правило, самый сильный щенок… — начала ликбез Антонина.

— Ну, и кто первый? — бесцеремонно перебила ее Иринка.

— Это мальчик. Вот. — И приятельница вытащила из рыжей кучи щенка. Он натужно сопел и вырывался. — А мальчик вам, как я поняла, не нужен.

— Нет, не нужен, — в один голос подтвердили мы с дочерью.

— Тогда вот, выбирайте из этих шести. — И Антонина разделила копошащихся щенков на две неравные кучки. — Эти девочки. Еще обычно смотрят, насколько они шустрые, активные, что как бы свидетельствует об их жизнеспособности. Хотя, я думаю, все относительно. В общем, смотрите, решайте, я буду в ванной, постираю пока.

— Ну что? — Я взглянула на Иринку.

— Будем выбирать самую активную, — после секундной паузы заявила она. — Кто самой последней уснет, ту и возьмем.

Мы уселись на табуретки и приготовились терпеливо ожидать развития событий. Три девочки сошли с дистанции почти сразу. Ползали, ползали и внезапно бездвижно застыли на полу в тех позах, в которых их срубил сон. Остальные три еще довольно долго скакали по спящим сородичам, боролись друг с другом, нападали на нас, причем одна — с поистине незаурядной настойчивостью. Вот она-то и заснула последней.

— Мама, — прошептала приморившаяся от ожидания Иринка, — давай возьмем эту. Она дольше всех продержалась.

— Давай, — легкомысленно согласилась я.

Нет бы мне оглянуться на мой многолетний опыт воспитания не в меру активного ребенка и представить себе на мгновение, что будет, когда на одной территории сойдутся сразу два энергетических взрыва! Но я беззаботно завернула щенка в теплый шарф, отдала Антонине деньги, и мы покинули ее квартиру, отправившись навстречу своей судьбе.

Собачка дала нам прикурить в первые же две недели своего пребывания в нашем доме. Ее первым серьезным подвигом была победа над кухонным шкафчиком. Она забралась в него, вскрыла бумажный пакет с манной крупой и уничтожила примерно с полкило его содержимого. Уничтожила — в смысле съела. Через некоторое время крупа, уже в виде готовой манной каши, полезла изо всех дыр самой Бренды. Собака абсолютно не понимала, что с ней происходит, но прекрасного расположения духа не теряла и скакала по размазанной по всей квартире манной каше с удвоенной энергией. С этого все и началось.

Собачка оказалась не только чрезмерно активной, но и жутко трудолюбивой. Она была способна часами добиваться поставленной цели, и ничто не могло отвлечь ее от этого. Вскрытый ящичек трюмо и изничтоженная французская косметика; распотрошенная коробка конфет, запечатанных в фольгу; извлеченное из укромного уголка и съеденное без остатка сухое горючее, припасенное нами на случай нечастых вылазок на природу; битва не на жизнь, а на смерть с телефонным проводом, после чего пришлось вызывать мастера, — всего не упомнишь. Но коронным номером конечно же стал финт с открыванием холодильника. Трижды наши недельные запасы продуктов, включая сырокопченую колбаску, осетринку и экзотический сырок, исчезали в ненасытной пасти домашнего чудовища.

— Мусик, — оптимистично сказала однажды Иринка, когда мы в очередной раз убирали на кухне остатки Брендиного пиршества (пакеты, фольгу и прочие упаковочные мелочи она, слава богу, не ела и, аккуратно сняв с продуктов одним ей известным способом, оставляла на поле битвы), — заметь, она не грызет книги, обувь и сумки и не дерет мебель. А могла бы!

— Ты предлагаешь ей за это приз дать? — рявкнула я, с остервенением запихивая в мусорное ведро обрывки пакетов.

— Ну, приз не приз, — протянула Иринка, — но подумай, что было бы, если бы она еще и туфли наши дегустировала?

Я бросила взгляд на Бренду. Та стояла в дверях кухни и спокойно взирала на совершенный ею разгром. Без вызова, без издевки, просто смотрела на нас, как бы говоря: «А вы что хотели? Оставили меня дома одну, вот я и поработала на славу. Не бездельничала, в конце концов». Я расхохоталась. Не знаю, что бы мы делали с крохотным рафинированным йоркширцем, но с Брендой нам скучать, видимо, еще долго не придется.

С тех пор в доме поддерживалась почти стерильная чистота. Не в том смысле, что мы, как одержимые, мыли окна, вытирали пыль и пылесосили ковры, но вот в пределах Брендиной досягаемости не лежало ни одного предмета, способного удержать ее интерес хотя бы на минуту. Потом страсти несколько поутихли: возможно, наша тактика дала свои плоды, а может, Бренда просто повзрослела. Поутихли, но не исчезли окончательно. Время от времени случались проколы, подобные сегодняшнему. Кто знает, мы вот воспитывали Бренду, а вдруг и она таким оригинальным образом воспитывала нас с Иринкой: мол, есть порядок, будьте любезны его поддерживать. А нет — значит, получите.

— А как вообще сегодня дела? — спросила я, наливая Иринке чай.

— Нормально, — ответила она, насыпая в чашку сахар.

И начала рассказывать длинную историю о том, как они с девчонками решили устроить вечеринку, но не знают, кого из мальчишек пригласить, потому что все они болваны и кретины и надоели до смерти, но вечеринка без мальчишек — не вечеринка, а где же взять других… Я пила чай и страшно веселилась. Мысленно. Вслух нельзя — на Иринкином лице было написано настоящее страдание по поводу нехватки свежих мальчиков для вечеринки. Вроде как страшнее этого в жизни ничего быть не может. В пятнадцать лет так, наверное, и есть. Но смешно было очень.

— А у тебя что? — поинтересовалась Иринка, завершив свой рассказ.

— Наверное, поеду в Данию, — сообщила я, вставая из-за стола.

— В командировку? — Иринка чуть не подпрыгнула на стуле.

— Да. — Я включила воду и принялась мыть чашки.

— Когда?

— Через три недели.

— Класс! — Иринка захлопала в ладоши.

— Думаешь? — усмехнулась я.